Валерий Аржанов с отцом Леонидом Григорьевичем Глущенко
Многие факты его биографии записал брат Леонида Григорьевича – Александр Григорьевич Глущенко, автор знаменитого «Колымского хронографа», который живет в столице Колымы.
Леонид Григорьевич Глущенко за две недели до начала блокады.
- Мой отец, Леонид Глущенко, ребенком пережил блокаду Ленинграда - он родился в январе 1941 года. Его старшему брату Юрию 15 июня исполнилось семь лет. Их отец Григорий Трофимович, мой дед, был инженером-механиком на заводе, мама работала в химико-технологическом институте. 22 июня они собирались в кино, но в полдень по радио объявили о начале войны. Главу семьи сразу призвали на фронт, - вспоминает Валерий Аржанов. - Григорий Трофимович служил инженером по артиллерийскому обеспечению, по сооружению переправ, начальником механических мастерских 139-го отдельного мостостроительного батальона (г. Беломорск) в составе Карельского фронта, участвовал в обороне Заполярья. В 1945 году был переброшен на Дальний Восток, служил начальником армейских авторемонтных мастерских в составе 1-го Дальневосточного фронта, участвовал в Манчжурской и Харбино-Гиринской операциях.
Удостоверение на эвакуацию с детьми из Ленинграда мама Мария Тимофеевна получила в августе 1941 года, но не уехала, потому что муж написал: «Не поддавайтесь панике, никуда не уезжайте из Ленинграда. Город, как и Москва, будет надёжно защищён. Война продлится не дольше трёх-четырёх месяцев». А через месяц враг замкнул кольцо блокады. В Ленинграде ввели хлебные карточки. Мама вернулась в институт, где сотрудники начиняли взрывчаткой мины. А дома оставались Юра и семимесячный Леня.
«Семилетний ребенок в отсутствие мамы, доведённый голодом до дистрофии, находил в себе силы не съесть этот кусочек хлеба, а, разрезав его на крошечные кусочки, в течение дня кормил ими маленького братишку», - писал потом Леонид Григорьевич.
Однажды им удалось откопать две замороженных картошины, и мама их варила, добавив опилок, чтобы еды стало больше. Дети на всю жизнь запомнили жестокое чувство голода, который был сильнее страха смерти. Очередь в булочную, где отоваривали карточки, стояла даже во время обстрелов и налетов вражеской авиации.
«Я и сам перестал бояться голода и ощущать его в себе, только когда в 1950 году мы приехали на Колыму, а ведь после войны, благодаря усилиям родителей, мы, хоть и без разносолов, но питались нормально. А всё-таки по-прежнему таскали и прятали кусочки хлеба», - вспоминал Леонид Глущенко.
Окна заколотили фанерой, зимовали в полумраке. «Буржайку» топили мебелью, игрушками и книгами. Сначала во время бомбежек спускались в подвал, а потом сил уже не было, чтобы преодолеть три этажа.
В страшную зиму 1941–1942 годов Мария Тимофеевна меняла вещи на крохи продуктов. Иногда ее обманывали, подсовывали просроченные карточки, стеарин вместо кусочка сала, мел, присыпанный сахарными крошками вместо сахара… Когда маленький Леня почти умирал, его с братом положили в госпиталь на 1-й линии Васильевского острова, и мама после работы, обессиленная, пешком, ходила к детям. Как-то она обменяла паек на несколько печенюшек, но сыновьям их не передали. А нянечка посоветовала забрать мальчишек домой.
В марте 1942 года сотрудников ЛХТИ с детьми эвакуировали в Кисловодск. Ехали в заиндевевшем углу вагона. В Сталинграде местные жители кормили истощенных ленинградцев прямо на перроне.
В Кисловодске не все были рады постояльцам, предпочитая одиноких, молодых и относительно здоровых. Семья ютилась в чулане, с одним окошком в хлев со скотом. Мама ходила на подённую работу: шила, стирала, обмывала покойников. К осени советские войска отступили, уходили и местные, но мама с детьми не решилась. Началась оккупация. Хозяева выселили семью красного командира. Поселились в комнатке заброшенного детдома, топили бурьяном. В другой половине стояли немцы, а в подсобном здании разместили советских пленных.
В новогоднюю ночь 1943-го года немцев прогнали. А весной сотрудников ЛХТИ отправили в Казань. Снова проезжая Сталинград, они увидели, что ни вокзала, ни города уже не было, восстановлены были только рельсы.
В деревне Бимери после блокады, 1943 г.
По приезде маму послали в подсобное хозяйство института завскладом в деревню — дети были в ужасном состоянии. Для ребят было праздником, когда она приносила коробки из-под карамели, где на стенках прилипла начинка или сладкие крошки, и из углов удавалось вытрясти немного сахарной пыли.
Там их чудом разыскал отец, связь с которым прервалась с началом блокады. В 1944 году его воинскую часть отвели в тыл, в Беломорск. Осенью он выписал семью к себе.
«Помню, когда приехали, был праздничный обед, радиола играла «Прощай, любимый город». Это было так непривычно — ведь с начала войны мы не слышали ни радио, ни музыки вообще. В обеде «на третье» был чай, а сахар — горкой на блюдечке, причём, сахар американский — кубиками сантиметр на сантиметр. Я взял кубик, выпил свой стакан, и у меня полкубика ещё осталось. Заметив это, отец сказал: «Вот только теперь я понял, сколько вам пришлось хлебнуть...»,- писал Леонид Глущенко.
В начале весны 1945 года воинская часть отца погрузилась в эшелон. День Победы семья встретила в Ярославле, где часть переформировывалась перед отправкой на Дальний Восток. В войне с Японией отдельный дорожный батальон отца участвовал в боевых действиях Дальневосточной армии. Война окончилась для них на железнодорожном разъезде Дубининский. Отец и мама были награждены медалями «За победу над Японией». Кроме того, мама получила Благодарность Верховного Главнокомандующего.
Приморье, пос. Кневичи, 1945 г.
В 1946 году отца Леонида Григорьевича перевели в Ворошилов-Уссурийский (г. Уссурийск). Летом он ушел в запас в звании капитана, с орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «За победу над Японией».
После войны семья Глущенко переехала в Магаданскую область. У Юры и Лени появилось еще два брата - Миша и Саша.
Леонид Глущенко (справа) с отцом Григорием Глущенко (ветеран ВОВ. Награждён орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За победу над Японией»
«По всем жизненным правилам, я с той своей первой зимы должен был бы лежать на Пискарёвке в братской могиле с лаконичной надписью на камне красного гранита: «1941», но, благодаря невероятным усилиям, человеческому подвигу мамы и Юры, моя судьба была изменена. Я живу уже седьмой десяток лет. За это низкий поклон моему братишке Юрчику, долгих лет ему, а маме — Вечная Память!» - благодарил их в своих воспоминаниях Леонид Глущенко.
- Воспоминания свидетелей Великой Отечественной войны особенно ценны для нас. Мы выросли в мирное время, и о подвиге и мужестве нашего народа знаем в основном по книгам, учебникам и фильмам. Бабушка, кстати, фильмы о войне не любила, говорила, что актеры не могут передать того, что было на самом деле. С нами осталось очень мало ветеранов, к сожалению, идет время, и они уходят, и даже детей войны уже не много. А с ними уходят и эти воспоминания, ведь многие до самого конца молчали о том, что им пришлось увидеть и вынести. Каждый год мы отмечаем День Победы, чтобы помнить о том, какой ценой она досталась, чтобы такого больше не повторилось, и чтобы такого не пришлось пережить нашим потомкам, - считает Валерий Аржанов.
Ольга Лопатникова
