Редактор регионального приложения газеты "Комсомольская правда"
Алексей Гарипов: ПОЭТ ВОПРОСОВ
Сказано же ведь было когда-то Львом Озеровым: "Талантам надо помогать. Бездарности пробьются сами". И я вижу добрый знак сегодняшних дней в том, что под эгидой магаданского издательства "Кордис," недавно вышел в свет сборник стихов редактора газеты "КП" в Магадане" Алексея Гарипова "Все из ничего".
Мудрый и проницательный человек, директор издательства Светлана Склейнис сумела оценить, как неуютно молодому поэту в шкуре Мартина Идена - вне среды, без советов читателей и добрых напутствий.
Первое напутствие - в самой книжке: предисловие написано известным писателем Леонидом Жуховицким. "Стихи Алексея Гарипова ни под кого не подлаживаются и не стараются никому угодить. Главное их достоинство - искренность. Не уверен, что их ждет легкая судьба: скорее всего, они будут ходить по стране, негромко стучась в человеческие души. Надеюсь, что достучатся".
Есть своя логика в том, что это интервью с А. Гариповым стало продолжением первого, почти десятилетней давности, когда газету "Территория" не подвело поэтическое чутье и она опубликовала его подборку стихов, которые также вошли в сборник.
- Алексей, помню, я тебя в шутку назвала тогда, в 1994-м, магаданским Мандельштамом. Твои стихи, может, не похвалит какая-нибудь литературная тусовка в баре, но в них - нерв, "наждак", который скребет, бередит душу. Наверное, как отметил в предисловии Жуховицкий, ты пишешь не для всех, а для одного человека? Правда, писатель тут же добавил: сколько таких одиночек по России, которые будут готовы повторить или услышать даже одно то самое твое короткое стихотворение, которое он привел в тексте.
- Для кого я пишу? Возможно, для тех, кто созвучен мне в контексте мироощущения, отношения к жизни. Не люблю ничего ненастоящего. Для меня поэзия - это некая форма молитвы, может быть, заклинания. Правда, игрой стихотворными жанрами, я имею в виду сонет, верлибр, акростих, когда-то тоже занимался. Но понял - все, что касается искусственности, это не мое. Не привилось и, значит, уже не приживется.
- А как ты вступил в "связь" с рифмой?
- Это случилось еще в школе, я бы сказал даже, от безделья. Вместо того чтобы нюхать клей или бражку пить по подвалам, этаким шестистопным ямбом начал описывать свою комнату. Не помню уже эти строчки, но примерно так: "Вот домотканый ковер на стене распластался могучий..." Резвился, одним словом, поскольку после переезда в Магадан у меня была глубокая депрессия, полгода безвылазно сидел дома.
Переехать из Донецка в Магадан - это было решение мамы, которая в какой-то момент вознамерилась кардинально изменить свою жизнь. Так и случилось. И из одной, абсолютно близкой среды, где был свой дом, свой сад, свой двор, меня в тринадцать лет окунули в совершенно, казалось бы, чуждую. Но Север стал мне близок, здесь я уже 19 лет.
- В родительском доме любили поэзию?
- Да, моя мама - глубоко творческий человек, артистичная натура, хотя работала в Донецке "технарем" - инженером на заводе "Электромагнит". Этот завод был специализированным, для инвалидов. Дело в том, что у меня семья глухих родителей. Мама, отец, тетя, бабушка, дедушка - у всех приобретенная глухота по той или иной причине. И естественный страх у всех, когда рождались дети, чтобы ребенок не появился на свет глухим. Нас в семье двое - сестра старше на шесть лет, она художник. Отец оставил нас, когда мы были еще маленькими, он живет в Челябинске, возглавляет тамошнее общество глухих. Как-то о нем "Комсомолка" писала, присылал мне газетную вырезку. Дедушка мой - учитель истории, он даже древнеарабский язык изучал и дал хорошее образование матери. В общем, с родителями мне повезло, горжусь ими. Но в большей мере моим образованием занималась сестра, научила читать-писать, в шесть лет я уже карябал диктанты, которые ей задавали по школьной программе.
- А когда сочинительство перешло в творчество?
- Если бы мои школьные опусы остались незамеченными, я бы, наверное, это дело бросил. Потому что в ту пору чем только не занимался - самолетики какие-то клеил, лепил огромных размеров динозавров из пластилина, красил их, покрывал лаком... Но поскольку друзья оценили мои пробы пера, стал сочинять стихи дальше.
Мне повезло, что познакомился где-то в шестнадцать лет со Станиславом Рыжовым, он тогда возглавлял литобъединение при "Магаданском комсомольце". Его оценки, квалифицированные советы мне, начинающему, были очень важны и помогли, за что я благодарен Станиславу Павловичу...
А потом я ушел в мореходку, учился на штурмана в Петропавловске-Камчатском. И когда друг прислал мне кипу газет "МК" с первым моим опубликованным стихотворением, это стало событием: курсанты носились с ними как с писаной торбой, кричали: "Вот он, талант, поэт!" Я, конечно, понимал, что это всего лишь дружеские "лавры", не более, предстоит еще многое узнать и понять, чтобы мои стихи можно было назвать поэзией.
После мореходки поступил на филологический факультет СМУ, тогда он был еще пединститутом. Два года проучился, бросил, хотя отговаривали преподаватели. Потом, правда, восстановился. Однокурсники мои были на пять-шесть лет младше меня, причем на восемьдесят девушек - один Леша. Но в то время я уже был молодым папашей, в 1995-м родился Сенька, и мне было не до девушек. Подрабатывал сторожем, кочегаром... И продолжал писать. Увлекся в то время "жуткой" прозой - Кафкой, Камю, Сартром, все эти экзистенциальные штучки, наверное, повлияли и на меня, и на строй стихов. Из поэтов первой любовью, а быть может, и последней были ранний Маяковский, Бродский, Высоцкий, Арсений Тарковский, Саша Черный...
- В некоторых стихах тебе, как мне показалось, близки комплексы Достоевского - измученного временем, страждущего, с его глобальными и в то же время простыми вопросами, обращенными к человеку: как и зачем жить?
- Достоевский - русский писатель номер один, наша национальная гордость, его знают во всем мире. Читал его запоем в мореходке. Многие произведения классика, несмотря на весь трагизм и кошмар, считаю оптимистичными, потому что они в защиту человека. Еще большую любовь к писателю, понимание его привила мой лучший учитель - Галина Альфредовна Склейнис, она руководила моей дипломной работой по роману "Бесы".
Когда Достоевскому было 17 лет, он написал: "Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком".
У меня есть созвучные строки:
"Вопросы остаются без ответа. Ответы выдаются без вопросов. В твою дыру шекспирова сонета провалится все жизненное просо..." Наверное, большинство из нас мечутся в контексте вопроса "зачем жить?" Я тоже хочу это понять для себя, причем давно, быть может, с самого рождения Никогда не испытывал и, думаю, уже не испытаю чувства самодостаточности. Никто в этой жизни ни от чего не застрахован, сегодня' одно, а завтра может быть совсем другое, расслабляться не стоит.
- Для того чтобы писать напряженно и сочно, как это в твоих стихах, нужны какие-то сильные раздражители? Внешнее, внутренние...
- Не думал об этом... Подчас бывает, когда пишу, не знаю, после какой строки поставлю точку. Это как психопись: не я, а кто-то... А я всего лишь ретранслятор.
Наверное, иногда и нужна какая-то встряска. Искренне переживаю тот факт, что вот уже четыре месяца, как не написал ни строчки. Но у меня как-то спонтанно начинается стихотворный "запой", не сплю ночами - и по пять-шесть стихотворений...
- Алексей, в сборнике три раздела, которые названы "Хрусталет", "Распад футуробуса" и "Рыбка-белка". Понравилось - "Хрусталет", откуда такое необычное слово?
- Я и сам не ожидал его появления. Немного бренчал на гитаре, в компании друзей пел некоторые свои стихи. Одно из них заканчивается строчкой: "Хрусталем звезды рассыпалась ночь". И однажды моя будущая жена попросила: "Спой свой Хрусталет". Так и стал он тем, на чем стоит летать и срываться, срываться и летать.
- Книжка на удивление органична. Я имею в виду, что стихи, иллюстрации и оформление обложки удачно "рифмуются".
- Это коллективный труд. Иллюстрации - талантливого магаданского художника Александра Пилипенко. Оформление обложки - Андрея Пилипенко, его сына, с высоким чувством вкуса, который привили родители, оба они художники. Творческое созвучие - результат нашего достаточно частого общения, это мои друзья. А структурному подходу меня научила Елена Михайловна Гоголева. Может, поэтому и органично...
Ну и, конечно, главная заслуга издательства "Кордис", где сборник "Все из ничего" увидел свет. Я благодарен директору Светлане Альфредовне Склейнис, техническому редактору Кларе Ивановне Болдыревой, всем, кто оказал мне помощь.
- Наверное, чем более одиноким будет ощущаться время, тем больше твоя книжка будет востребована. Сегодня, когда много свободы, меньше стало любви, доброты... Ты как считаешь?
- Да, сегодня можно исполнить практически все свои желания -были бы деньги. Эта гонка приводит к тому, что, как писал Жуховицкий, некогда "остановиться, оглянуться, внезапно, вдруг, на вираже, на том случайном этаже, где нам приходится проснуться...". К слову, Леониду Жуховицкому безмерно благодарен: несмотря на высокий писательский ранг, на столичную суету, он не оставил без внимания мою рукопись, которую я отправил в Москву по линии культурно-просветительной программы "Золотое перо".
Что касается востребованности книжки... Не мне судить, истинный я поэт или нет. Если кому-то близко то, о чем пишу, и его это задевает, значит, он разделяет мое настроение, состояние души. И, наверное, в какой-то момент уже не будет чувствовать себя одиноким. Когда тебя понимают, это -взаимно: любовь и доброта умножаются, по крайней мере, на два.
Р. S. Публикуем стихи, которые привел в предисловии к сборнику Л. Жуховицкий.
В длинном узком темном коридоре
Тускло светит лампа в паутине.
Тихо в берег хлюпается море
На висящей наискось картине.
Если я не выпрыгну в окошко,
Если ты не прыгнешь
вслед за мною,
Нам с тобою будет очень тошно
В этой жизни с чертовой
тоскою.
Интервью взяла Елена Шарова
Гарипов Алексей
