«Все ушли, и никто не вернулся...»

В кинопрокате страны «дают» новую картину маститого режиссера Никиты Михалкова. Ажиотаж такой, что «ВгМ» не могли пройти мимо этого культурного явления. Предлагаем вашему вниманию рецензию нашего внештатного корреспондента Кирилла Белокурова.

Как все это случилось?

«В таком соединении - чрезвычайно важное послание современному обществу. Поиски ответа на вопрос: как все это случилось? Как случился 1905 год?
Как случилось убийство Столыпина, Февральская революция, Октябрьская, Гражданская война? Эта картина - одно из самых главных моих высказываний… я очень надеюсь, что мой зритель… разглядит в картине не только то, что снято, но и то, что не снято, о чем надо думать сегодня, сейчас. Чтобы не пришлось в будущем снова задаваться роковым вопросом: как все это случилось?!» (Никита Михалков).

В кинематографе Никиты Михалкова до сегодняшнего дня зияла историософская пропасть - между «Сибирским цирюльником» с одной стороны и «Своим среди чужих» и «Рабой любви» - с другой.

Возможно, для самого Никиты Сергеевича, в отличие от стороннего зрителя, это никакой пропастью и не являлось - и для него вполне органично из прекрасной России Александра III, благородных юнкеров, России сумбурных, но милых чеховских интеллигентов вырастала Россия не менее благородных чекистов, а юнкера оборачивались алчными поручиками Лемке и капитанами-садистами Федотовыми, расстреливающими большевиков-подпольщиков на главной площади посреди бела дня.

«Но вихрь встает - и бездна пролегла / От правого - до левого крыла!» (Цветаева)
И вот на эту бездну заживляющим швом наложен был «Солнечный удар», по режиссерской задумке долженствовавший просочетать одноименный рассказ с «Окаянными днями» и явиться не просто экранизацией двух произведений, а «всего Бунина», самого бунинского духа.

Соединение несоединимого

Как строит свой фильм Михалков? Начинается все с ноября 1920 г. Крым, фильтрационный лагерь для сдавшихся белогвардейцев. Главный герой - поручик, дослужившийся до капитана, - терзается вопросом (и авторским тоже)о судьбах родины: «Как все это случилось?», и, пытаясь заслониться от окружающего мрака, переносится мыслями в лето 1907-го, грезя любовным приключением, которое произошло у него с красивой незнакомкой в волжском путешествии.

Надо заметить, во всем фильме от бунинских произведений осталась малая толика - общая канва «Солнечного удара» да атмосфера «Окаянных дней». По-моему, даже ни одной фразы оттуда нет.

Авантюра по соединению несоединяемого удалась лишь в половину. Да простят меня истинные почитатели Бунина, но что такое «Солнечный удар»? Красивое плетение словес, ускользающая красота слов, стиль, язык - но никакой драматургии, никакого действия.
А «Окаянные дни»? Плач Иеремии, «из глубины воззвах к Тебе, Господи», обреченное терзание бессильного человека. Помимо прочего - множество лиц, фраз, размышлений. Из «Дней» можно сделать мощнейший фильм, не привлекая «Солнечный удар».
(Да уж честно, если и ставить что-то именно про Крым 1920 года - это «Солнце мертвых» Шмелева. «Окаянные дни» - это все-таки Одесса, 1919-й, ужас не меньший, но и не полное поражение белых.)

Но в постановке Михалкова все как раз наоборот. Поскольку «Удара» не хватает и на короткометражку, к нему дописано множество сцен - красивые прогулки по палубе парохода, выступление фокусника, погоня за улетевшим шарфом незнакомки…
(Улетевший шарф - автоцитата из «Рабы любви». Их, кстати, еще довольно много: крестик из «Неоконченной пьесы»; юнкер с фотоаппаратом, перенесенный как будто прямо из «Сибирского цирюльника», - наивный и жизнерадостный настолько, как если бы уже не шла три года Гражданская война.)

И занимает это все едва не половину 3-часового фильма, эстетика вытесняет содержание. И очень напоминает недавний фильм Станислава Говорухина «Пассажирка». Тоже безумно красиво - и ни о чем. И весь обреченный Крым через полчаса уходит на второй план, изредка вторгаясь в основное «солнечное» повествование.

И вся эта милая светская болтовня, и страстная любовная ночь в гостинице - это чистая эстетика без внутреннего содержания. Аристократичные офицеры, красивые дамы, сияющие пароходы, церкви по берегам, пейзажи - показ ради показа, идеальное воплощение в каждой детали «России, которой мы потеряли».

Хорошие люди

По-настоящему все начинается, когда в сценарии окончательно заканчиваются хоть какие-то намеки на Бунина и наступает безраздельное властвование Михалкова.

Поручик встречает в городе местного пацана Егория, которого радушно опекает весь день до отправки своего парохода: покупает шляпу, кормит обедом, просит освятить себе крестик. Здесь происходит эпизод, который мог бы существенно раздвинуть рамки повествования. Местный священник требует за освящение большую сумму в десять рублей, чем дико возмущает поручика.
Михалков здесь опосредованно поднимает очень сложную и серьезную тему ответственности русского духовенства за русскую революцию (если все-таки принимать, что мы смотрим серьезное кино, а не развлекательную мелодраму). И от этой драмы быстро уходит в трагикомедию, чуть ли не в анекдот: «Нет, ты смотри, каков твой батюшка, думает, что если московский офицер, - с него и десять рублей можно содрать! За то, что он бесплатно делать должен!»

Вот этот контрапункт к идеальной лубочной «России, которую мы потеряли» должен был бы этот фильм взломать, ставить какие-то новые конфликты в ходе сюжета - но ничего подобного нет.

За сусальным фасадом живут вроде бы хорошие люди, за те же 10 рублей доплаты, выставляющие ваше фото в витрине, а потом втихую его оттуда убирающие. Хорошие люди, обеспечивающие вам приют в гостинице, и ворующие втихую красивый платок, оставленный незнакомкой. Священник уже не пастырь в первую очередь, но требоисполнитель, пытающийся выгадать на каждом прихожанине. (Надо заметить, однако, что и сам поручик в церковь даже и не заходит.)

И каждый раз в этих эпизодах режиссер ретируется от драмы к комедии. Милые люди с несмертельными грешками. И раз пять повторенный в фильме вопрос «Как все это случилось?» останется без ответа, поскольку режиссер этого ответа бежит.
В финале окажется, что комиссар Георгий Семенович, руководивший сбором на потопление офицеров, и есть тот самый добродушный паренек Егорий.
Как из доброго мальчика Егорки вырос бесчувственный комиссар Георгий Семенович?

Из-за того что начитался Дарвина под влиянием приезжего учителя? Я понимаю, что вопрос сложен и огромен, но кино-то заявлено именно на этой высоте осмысления русской истории, а не ухода в шутки «и царь-батюшка от обезьяны произошел?».

Режиссер гармонии

И зачем же тогда в основу всего фильма положен этот краткий адюльтер, когда главное внимание надо сосредоточить на второстепенных вроде бы персонажах?

Михалков - режиссер гармонии, вся вселенная михалковской России (если искать литературную основу) держится во многом на Иване Шмелеве (в первую очередь на его «Лете Господнем»), и на полном отрицании - Федора Достоевского.
шмелевская Россия «Лета Господня» - идиллическая, гармоническая, умильная страна, не охватывающая своим пониманием зла как такового; идеально воплощенная в «Сибирском цирюльнике» и сейчас в «Солнечном ударе». Эстетика разбивает все - «правильно, потому что чарующе красиво».
Ну да, есть какие-то непонятные террористы на обочине жизни, «узок их круг, страшно далеки они от народа» (И даже Землячка и Бела Кун кажутся не такими уж садистами, каковым был капитан Федотов в «Рабе любви», а местами показаны забавными людьми. Ну топят людей баржами и расстреливают тысячами.

Михалков как будто не хочет глядеть в эту бездну.)
Достоевская Россия - нервная, дисгармоничная, надрывная, на краях богоискательских поисков ; но и провидящая эту самую революцию, пытающаяся вскрыть истоки зла в каждом человеке. И вот она-то чужда мирочувствию Михалкова. (И не зря в «Солнечном ударе» в сцене разговора двух офицеров всплывает розановская мысль об ответственности русской литературы за революцию («Сто лет себя сами дерьмом обливали»).
И вот здесь, возвращаясь к тезисному утверждению режиссера - «Эта картина - одно из самых главных моих высказываний», надо сказать, что это не четкое обдуманное высказывание, а попытка вопроса.

Это в картине мира Бунина из «Деревни», «Господина из Сан-Франциско», «Петлистых ушей» вырастали «Окаянные дни». А выводить их из «Нескольких дней жизни И. И. Обломова» и «Сибирского цирюльника» - бесполезно.
Михалков гениально чувствует человека - эмоции, тончайшие нюансы взаимоотношений.
У него есть чувство истории (чего лишено большинство наших режиссеров), он чувствует эпоху до мелочей как никто (разве что Герман мог бы с ним сравниться, но Герман - советская сталинская эпоха и никакая другая).
Но вот чувства исторического процесса у него, видимо, нет.

Апофеоз примирения

Возвращаясь к Крыму 20-го года. По силе - все эпизоды перекрывают с лихвой всю красивость сюжета 1907. Первые же сцены регистрации растерянных и обреченных офицеров, срезание погон; буйный ротмистр, готовый хоть сейчас устроить мятеж; мальчишка-юнкер, желающий примирить всех со всеми – «Господа, фотография победивших и побежденных. Апофеоз примирения!». Детская коляска, катящаяся по лестнице - полемика с Эйзенштейном, лобовая цитата, но важная.
И во всем чувствуется другой уровень разговора - «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез». Все сделано мастерски, по высшему разряду, включая финал-страшный и потрясающий.

Если отвлечься от идейной составляющей , и оценить визуально-техническое содержание картины, то среди плюсов надо выделить: превосходные актерские работы второго плана (все без исключения - офицерские), операторская работу и работу художника-постановщика - до мельчайших деталей прекрасно.

Обратной стороной этого великолепия является остро ощущаемая затянутость повествования (это первый фильм Михалкова, где ему отказало чувство ритма). Сокращение хотя бы на полчаса сцен1907 года улучшило бы картину неимоверно.
Маловыразительная музыка Эдуарда Артемьева, на удивление. Великий композитор, но здесь, увы - на мой взгляд, неудача.
Из всей моей критики фильма ни в коем случае не нужно делать вывод о том, что он плох, слаб или неудачен. Михалков доказал в очередной раз свое непревзойденное владение мастерством режиссуры, но не достиг поставленной им самим высокой идейной планки содержания.

Кирилл БЕЛОКУРОВ