Моя Колыма... (Продолжение)

Имя Евгения Евгеньевича Крашенинникова хорошо известно магаданским педагогам и выпускникам 1-й школы. Сегодня Евгений Евгеньевич на пенсии, живет в Рязани, пишет воспоминания, небольшие литературные эссе, художественные достоинства которых лишний раз доказывают, что талантливый человек талантлив во всем.

Мы продолжаем публикацию глав из книги воспоминаний Евгения Крашенинникова «Моя Колыма» (издательство «Охотник»).
От Хабаровска до Берелеха -

12 часов лету
…Вот и Хабаровск! Выйдя из вагона, я, южанин, впервые в жизни ощутил на себе, что такое мороз свыше 30 градусов. А впереди еще один большой отрезок пути - в целых 3 тысячи километров! И все на север и на север… Вдоль побережья Тихого океана… Над совершенно безлюдной, глухой тайгой, утонувшей по плечи в глубоких снегах, к затерянному в просторах Колымы малюсенькому аэропортику под названием «Берелех». Что-то будет там?
Промерзший до самых костей автобусом добрался до Хабаровского аэропорта, где свободно, без задержки, взял билет до Берелеха. В указанный срок занял кресло в салоне двухмоторного пассажирского самолета «Ил-12» на 34 посадочных места. До Берелеха лететь 12 часов чистого времени. Во всех правых иллюминаторах, сколько может видеть глаз, - белое ледяное бескрайнее поле зимнего океана. Слева, до видимого горизонта, такая же белая и такая же бескрайняя Тайга.

В полете самолет часто и глубоко проваливался в воздушные ямы, и тогда сердце перемещалось вверх к самому горлу, что было с непривычки неприятно и жутко. Пассажирами были одни мужчины: усатые, бородатые, одетые в меховые полушубки и унты.
В самом начале пути много курили и громко переговаривались. Пили разведенный спирт и пиво. Заедали жареной курицей и вареной говядиной, купленными перед вылетом в аэропортовском буфете. Через пару часов разговоры стали затихать и, разморенные теплом, едой и спиртом, пассажиры, откинув головы на спинки своих кресел, погрузились в сон.

Людей сюда везут
В Берелехе самолет приземлился утром, 10 февраля 1958 года. Это был мой первый в жизни полет на самолете. Первые 3 тысячи воздушных километров. Заглохли моторы, бортмеханик открыл дверь, и в ее проем тут же глубоко запустил свои обжигающие холодом щупальца пятидесятитрехградусный мороз.
Сердце мое екнуло.

Спустился по трапу в густой и колючий синеватый туман. Выдыхаемый изо рта воздух издавал шуршащий звук и тугими белыми клубами уходил вверх. Ноги мои ступили на колымскую землю.

В своей нелепой южной одежонке и не менее нелепых здесь кирзовых сапогах я в одну минуту окоченел весь с ног до головы. Семеня ногами, торопливо пересек небольшую площадку и нырнул в первую же на моем пути дверь небольшого аэропортовского домика.

Аэропорт Берелех исполнял роль воздушных ворот к центру колымской глубинки и находился в 8 километрах от небольшого поселка городского типа с названием Сусуман. От Сусумана прямо на восток уходила в тайгу знаменитая колымская трасса, которая через 600 километров плавно переходила в центральную улицу города Магадана. На запад от Сусумана колымская трасса шла в Якутию через знаменитую своими золотыми приисками и своими богатейшими золотыми запасами Чай-Урьинскую долину.

Мне нужно в первую очередь попасть в поселок Сусуман, к его автовокзалу. Затем на рейсовом автобусе проехать еще 45 километров на запад (якутское направление) до поселка Большевик. Но как добраться туда в моей тщедушной одежонке? Ведь с первых моих шагов было совершенно ясно, что дальше аэропортовского домика, в котором я находился сейчас, я не мог никуда двинуться.

Открыв вторую дверь, я попал из холодных сеней прямо в маленькую, теплую столовую. Все столики в ней были уже заняты транзитными пассажирами. Люди ели, пили, вели разговоры, курили.

Я остановился у входных дверей, высматривая обстановку и выжидая момент, когда где-нибудь освободится местечко. И тут от ближайшего столика ко мне обратились:

- Парень! Бери у буфета стул и подсаживайся к нам пятым. Куда ты в таком виде путь держишь? На «Большевик»!?.. Это к кому же!?. Ни к кому? Сам что ли прилетел? Такого случая что-то не припоминается.

Людей СЮДА везут. За государственный счет. Или по этапу или по вербовке. А чтобы по собственной воле, да за свои деньги - это…
- На время в наши края или останешься поработать?

- Ну если работать, - это хорошо! Люди здесь нужны. А почему ты так смешно одет? Не знал что ли, куда едешь?.. Ну да ладно, с кем не бывает. Считай, что тебе с первых шагов на Колыме крупно повезло. Мы ведь, все четверо, оттуда, куда тебе надо. С «Большевика» мы. И машина при нас. Вот скоро посадим двоих на магаданский борт, а двое назад, на Большевик поедут. Так что давай с нами…?А документы у тебя есть? Хорошо, что есть. Это сейчас самое главное. Теперь бы тебя в дорогу приодеть малость надо. Таким мы тебя не довезем, даже если посадим на переднее сидение прямо к мотору.
Мои неожиданные «опекуны» проявили тут же находчивость и сноровку: выпросили на кухне у поварихи два старых вафельных полотенца мне на портянки. Один из них снял с себя меховую душегрейку и велел мне ее надеть.

Когда сели в машину («козлик»), колени мои укутали телогрейкой, на которой до этого сидел водитель, и заулыбались друг другу:
- Теперь довезем. Да тут и недалеко. Час езды.

Машина тронулась. Сомнений больше не было - свершилось спасительное для меня чудо! Неожиданное и необъяснимое, каким должно быть всякое Чудо. Тяжесть безысходности исчезла, вернулись спокойствие и уверенность, в душе тихо зазвучала музыка, я прикрыл глаза.
А ты твердишь, что на свете
не бывает чудес.
Чудес на свете столько,
Что их все не счесть!

Впереди из морозного тумана набегали километры накатанной снежной дороги. От мотора шло приятное тепло.
То, что будет впереди, уже не страшило. Два моих «опекуна» обещали на первых порах свою помощь.

Проехав по окраинам Сусумана, затем через поселок Нексикан, где находилась Центральная база геологов, и поселок имени Фрунзе, где располагалась Центральная база дражной золотодобычи, наш «козлик» въехал в поселок Большевик - конечный пункт моего путешествия. Я на месте! Где-то далеко-далеко осталась вся моя прошлая жизнь! Дальше все пошло так, как я задумал.
Первая неделя ушла у меня на то, чтобы пройти медкомиссию и оформиться на предложенную мне работу промывальщиком приисковой разведки; записаться на вечерние курсы бульдозеристов; получить койку в рабочем общежитии; получить крупную сумму северного единовременного пособия; одеться и обуться по всем правилам колымской зимы.

Впервые в своей жизни я облачился в толстое, с начесом, китайское нижнее белье, отечественные ватные брюки, надел впервые шерстяной свитер с глухим воротом, большие валенки с двойной подшивкой на подошвах, толстые шерстяные носки и байковые портянки, длинный шарф, китайскую шапку-ушанку, а на руки - меховые варежки.