И все же с иностранцев, судящих о нашей истории с наскоку и по верхам, спрос не самый великий. Что говорить о них, если мы сами рады стараться тиражировать о прошлом Колымы всяческие ужасы? Лагеря были, бесспорно, страшным местом, но ведь и мифов (которые только демонизируют и без того трагическую нашу историю) вокруг них сложилось множество. Не претендуя на какие-то разоблачения, просто посмотрим на факты.
Сидели миллионы?
Этот миф взят, видимо, с того же потолка, что и про полстраны сидельцев во всем советском ГУЛАГе. Истинные масштабы репрессий ныне покойный магаданский историк Александр Козлов обнародовал еще в 90-е: с 1932-го по 1956 год в лагеря Дальстроя (Севвостлаг) поступило 876 тысяч 043 заключенных. Не будем забывать при этом: Дальстрой был огромной территорией, которая к 1951 году занимала 1/6 часть СССР, достигая почти 3 млн квадратных километров. Он включал в себя не только будущую Магаданскую область, но и всю Чукотку, восточную половину Якутии, почти весь Корякский округ Камчатской области и значительную часть Хабаровского края вместе со знаменитыми портами Ванино и Находкой. И собственно в Магадан (в порт Нагаево) за все 26 лет существования Севвостлага было завезено 740 134 человека.
Истребляли поголовно?
Многие и поныне уверены, что большинство лагерников так и остались лежать в стылой колымской земле. И что расстреливали здесь едва ли не поголовно. Но, как свидетельствуют архивы, смерть в лагерях Даль-строя приняли 127 792 человека, из них расстреляно было около 11 тысяч. Конечно, смерть даже одного невинно замученного - невосполнимая трагедия. Но все-таки то были не миллионы. И хотя документами о причинах смерти каждого лагерника в отдельности историки не располагают, и так понятно: людей массово косили истощение, болезни, обморожения и травматизм.
В первые годы освоения Дальстроя, например, многие умирали от цинги, и эта болезнь свирепствовала до тех пор, пока против нее не нашли противоядие - бруснику и настой хвои стланика, потом - от пеллагры. Погибали лагерники и в бегах, и от рук блатарей, которых, кстати, в так называемой «сучьей» войне (ее ход и причины во всех красках расписал В. Шаламов) и самих полегло не одна тысяча.
И все же, как считает научный сотрудник областного краеведческого музея кандидат исторических наук Александр Навасардов, установки на уничтожение в лагерях не было. На Колыму ссылали не для того, чтобы сжить со свету, а на добычу золота.
Жизненно необходимый стране драгметалл, добавим к этому, нужно было кому-то добывать, но, учитывая специфику Крайнего Северо-Востока, его суровый климат и географическую удаленность, рассчитывать на многочисленность вольнонаемных работников в ближайшем будущем не приходилось.
Государство прибегло, в общем-то, к испытанному в мировой и отечественной истории (вспомним колонизацию Австралии, Сибири, Сахалина - нигде она не была бескровной, но кто считал те жертвы?) средству - необжитую окраину отправило осваивать осужденных. Но совершенно очевидно, что окраина эта, пустынная и чужая, не была готова к принятию такой огромной массы людей, к тому же непривычных к столь суровым условиям.
Да и подгоняемое сверхпланом начальство не считалось ни с какими жертвами, заставляя подневольных людей вкалывать с утра до ночи. Хотя и систему поощрений тоже использовало. За ударный труд лагерникам сокращали сроки, переводили на поселение, освобождали досрочно, платили зарплату. При Берзине даже более высокую, чем вольнонаемным. С началом войны зэки столь массово понесли свои сбережения (ведь были же они, значит!) в Фонд обороны, что государство, поначалу отказавшееся их принимать, вынуждено было спецдирективой НКВД дать на это разрешение.
На костях?
Грандиозные темпы строительства Колымской трассы (уже к осени 36-го ее довели до Сусумана) были оплачены, конечно, дорогой ценой. Не имея точных данных, историки, тем не менее, уверены: на этих работах зэки умирали во множестве. Но прямо в дорогу, вопреки расхожему мнению, их не закапывали. Хоронили, говорит А. Навасардов, вполне по-человечески - на кладбищах, которые имелись на каждой лагерной командировке. Поэтому и ставший уже устойчивым оборот «трасса на костях» если и уместно использовать, то исключительно как метафору.
Все - безвинные?
Образ лагерной Колымы в массовом сознании неотделим от «незаконных репрессий». Будто все, кого сюда привозили, были невинными страдальцами. Сейчас, конечно, уже невозможно досконально установить, кто был осужден праведно, а кто - нет. В то время было столько репрессивных законов, что сажали и «за колосок», и за анекдот крамольный, и за пребывание в плену. Беспощадное к людям было время. Многие, тем более судимые по различным пунктам пресловутой 58-й статьи, вообще попадали в Севвостлаг за мнимые преступления. И все же нельзя отрицать тот факт, что очень многие зэки сидели здесь за тяжкие уголовные деяния - хищения, грабежи, убийства и т. п.
Исключение, как утверждает научный сотрудник областного краеведческого музея кандидат исторических наук Александр Навасардов, явили только 37-39 годы, когда «политических» на Колыме оказалось едва ли не 90 процентов. Правда, в эту категорию вошли и многие уголовники - за отказ от работы, членовредительство и побеги их статьи были переквалифицированы в «контрреволюционный саботаж».
На исходе Великой Отечественной и после нее к ним прибавились многочисленные контингенты самых отпетых уголовников, а также осужденных за воинские преступления: власовцев, бандеровцев, лесных братьев и т.д. Тех, кто воевал против наших отцов, дедов и прадедов. По законам военного времени они числились государственными преступниками, и назвать их невинными жертвами при всех оговорках язык вряд ли повернется.
Ольга КИРИЛЛОВСКАЯ
