Хозяин СИЗО-1

Энергичный, подтянутый, с живыми умными глазами, расположенный к общению, - если бы мой собеседник вошел в кабинет редакции не а форме офицера внутренней службы, вывод о его профессиональной принадлежности напрашивался бы сам собой » преподаватель вуза, специалист наукоемкой отрасли, вроде геологии, или даже свой брат -журналист.

И трудно было поначалу понять, где здесь опыт оперативника, привыкшего мгновенно настраиваться на нужную волну, а где сам человек - коренной северянин, полковник внутренней службы начальник Следственного изолятора-1 Валерий Викторович Хмурин. Лишь постепенно из ответов на вопросы стал возникать некий контур личности с определенной жизненной позицией. В начале февраля ему исполнилось 55 лет.

- Валерий Викторович, наверное, в самом названии вашего учреждения - "следственный изолятор" - уже предполагается некая изоляция человека от общества. Изоляция от среды, в которой он находился, от возможности совершить повторное преступление, от соблазна отомстить, запугать кого-то...

- Или - не дать ему общаться с подельниками, давить на свидетелей и потерпевших. Такая функция есть. Но это не предполагает полную изоляцию от общества. Пока человек не осужден, пока приговор не вступил в законную силу, подследственный не лишен всех прав. Он может даже голосовать на выборах. Разрешено получать передачи, какие-то лекарства, кроме, конечно, запрещенных, разрешены свидания с родственниками. Кстати, мы когда-то первыми в России в порядке эксперимента разрешили держать в камерах телевизоры. Сначала это была мера поощрения. А потом приняли новый закон, которым разрешалось смотреть телевизор.

- Не без умысла послабление ввели? Когда человеку есть на что отвлечься, может, и меньше дурного в голову полезет?

- И это - тоже. С другой стороны, тогда,, в девяностые годы, многие могли сравнить несладкую жизнь на воле и относительно нормальное существование в камере, где тебя хотя бы вовремя накормят! Люди начинали задумываться о жизни, что уже хорошо.

Полной изоляции в СИЗО нет. Да и далеко не во всех случаях нужно держать человека под замком. Сейчас вот ввели новую систему - домашний арест. А раньше у нас немало сидело таких, про которых говорят украл валенки.

- То есть преступление совершено, но преступник опасности для общества не представляет?

- Более того, попадались среди них такие, что имели работу, нормальную семью, в общем, люди положительные. Они-то, я уверен, и отмечаться будут вовремя, и режим домашнего ареста соблюдать, и никуда не станут скрываться от следствия.

Мы никогда и не приветствовали метод - чуть что-то совершил - и человека сразу за решетку. Просто приходилось исполнять меру пресечения. Но вы даже не представляете, сколько времени отвлекается у конвоя на таких подследственных, сколько денег государство тратит на их питание, перевозки в суд, на следственные действия. Это же все излишне. Я это говорю не из-за того, чтоб нам было меньше хлопот - следственный изолятор и так не перегружен.

- А в девяностые годы?

- Было. Только не в той степени, как показывали в телепередачах о различных СИЗО на материке. Максимум переполнения у нас означал по 2-3 человека на 20-местную камеру. Мы выдавали деревянные щиты, которые подследственные могли положить на пол, а сверху расстелить постель или пристроить эти щиты между соседними койками - так называемый "вертолет"... Да эта волна у нас быстро схлынула, прошла почти незаметно.

- Со стороны обстановка в камерах вашего учреждения выглядит примерно так: собрали людей, чаще не самых хороших, посадили их в одно помещение, и тут - началось...

- Это скорее похоже на колонию. Следственный изолятор отличается от нее тем, что здесь все - работают. С человеком проводят какие-то следственные действия, он общается с адвокатом, знакомится с делом перед судом. Он озабочен либо тем, как доказать свою невиновность либо как получить наименьший срок. И за все время его пребывания в СИЗО любое нарушение режима фиксируется - идет накопительный материал, составляется характеристика. Потом судья ознакомится с документами, и возможно, это повлияет на суровость или мягкость приговора. Так что затевать бузу в камерах у нас большинство людей не расположено. Разумеется, оперативники следят за настроениями в камерах, принимают меры. Бывает и так, что сами подследственные обращаются с просьбой - перевести кого-то в другую камеру, чтоб чего не вышло. Мы же учитываем и психологическую совместимость. Понятно, что нервы у всех напряжены. Один хочет, к примеру, смотреть футбол по телевизору, а другой требует хоккей. Достаточно и такого пустяка для конфликта.

- А насколько разнородна публика в камерах?

- Есть требования закона. Да я и сам не посажу подследственного, совершившего тяжкое преступление, такого, что у него руки по локоть в крови, к нормальным людям, хотя и оступившимся. Естественно, таких мы отделяем или помещаем вместе с аналогичным контингентом. Точно так же поступаем, когда к нам попадают, допустим, за изнасилование малолетних. Мы же знаем, что может их ожидать в общей камере.

- А много ли было у вас таких, кто оказался невиновен?

- Достаточно. Я не могу вот так сразу вывести процент. Могу привести пример. В восьмидесятых годах, когда я еще работал оперативным дежурным, поступили к нам двое подследственных с Чукотки - Мавруков и Жилин. Они обвинялись в изнасиловании и убийстве девочки - ребенка. На первом заседании суда им вынесли высшую меру наказания - расстрел Пока шла кассационная жалоба, их перевели в камеру смертников. Верховный суд приговор отменил. Вернули дело на доследование. Опять они сидели в обычной камере. Второй суд вновь приговорил их к высшей мере. Снова - камера смертников. И после этого их оправдывают и освобождают - вчистую. Это было как раз в мое дежурство.

- И как выглядели эти люди?

- Да как - колотило их от счастья, тряслись оба.

- Неудивительно, если довелось такое пережить... А вообще - кто для вас подследственные -люди или злодеи, нелюди?

- Они для меня - просто люди. Я и своих подчиненных учу - всегда видеть человека. Он оступился? Меру наказания определит суд - не я. Конечно, должен быть и дифференцированный подход. Если я вижу перед собой человека, который убил девочку, то и отношение к нему будет соответственное. Но ему я этого никогда не покажу. Есть закон, есть общество, в котором он окажется после приговора, и он знает, что его там ждет. Но не я должен создавать какие-то условия для мести, нет. Я буду так же, как и с другими людьми, сидеть и разговаривать с ним, ну разве только в душу не полезу. Вообще, нужно больше разговаривать с людьми. Тогда все вопросы решаются.

- Но бывает ведь и так, как в вашем примере - обвинили людей, а они - ни сном ни духом...

- Эти двое-то как раз так себя вели, что из карцеров не вылазили. Сплошные конфликты. Я потом думал: почему они держали себя именно так? Наверное, линию поведения человек выбирает в зависимости от своего темперамента. Один в такой ситуации постарается, чтобы к нему не было никаких замечаний, - он будет этим доказывать свою невиновность. А для другого, раз его обидели, поступили с ним несправедливо, все окружающие станут плохими, все будут в этом виноваты.

- Каким образом можно приучить человека соблюдать требования режима? Надавить на него, сразу взять в ежовые рукавицы, или...

- Ну что вы... Как только подследственный попадает к нам, его тут же знакомят с требованиями режима. Все это отпечатано, развешано на стенах. С ним беседуют, объясняя, как следует себя держать. Если видим, что у него какие-то проблемы, можем пригласить психолога, медработника для оказания помощи.

- Ну, вот, объяснили ему, что по коридору нужно ходить - руки за спину, а он -не хочет. Что тогда?

- Значит, беседуют еще раз. Составляют акт о нарушении режима. Если и это не действует - есть карцер, в котором будет время подумать. Это, конечно, не какой-нибудь кошмар. Условия в карцере практически те же. Койка только на день убирается в стену, да свидания запрещены. Но когда человек сутками сидит один, это действует как наказание.

- Отсидел он в карцере - и все равно плюет на все требования режима. Тогда как? Применять физические меры воздействия?

- За что? Он же не оказывает сопротивления. Просто не выполняет что-то. Поэтому снова пишется рапорт, составляется акт, снова разъясняем требования режима, отправляем в карцер. Когда-то это ему просто надоест. Поймите, в этих требованиях к подследственным нет каких-то унижающих моментов. Это порядок, который все должны соблюдать в одинаковой мере. И чем выше у человека уровень интеллекта, даже чем более он среди своих - крутой, тем спокойнее он относится к требованиям режима. Это же не наши зловредные придумки, это - закон. И нарушение его - не ухарство, а глупость, присущая скорее молодняку, которому хочется какие-то очки наработать перед зоной.

- И все же контингент у вас содержится сложный. Без конфликтов не обойтись. А ваши сотрудники работают без оружия.

- Только спецсредства -наручники, "Черемуха", резиновая дубинка. Не нами так заведено - это требование закона. Но применять спецсредства приходится крайне редко, в исключительных случаях. Не так же: захотел -огрел кого-то дубинкой. Есть надзирающий прокурор, который разбирает каждый такой факт, на каждое применение спецсредств пишут рапорт, составляют акт, проводят медосмотр. Сотрудники обучаются применять эти средства, а правила их применения знают как "отче наш"... Честно говоря, я что-то и не припомню случаев неоправданного применения спецсредств в нашем СИЗО, хотя служу здесь уже более 30 лет.

А что касается контингента - да, сложный. Иногда не знаешь, чего и ожидать. В прошлом году был такой случай. Во время проведения прогулки подследственный вдруг дает пощечину нашему сотруднику. Вроде и не сильно, вроде и не больно, сам факт-то есть - подпадает под действие статьи 321 УК РФ. Составили акт, провели расследование, передали дело в суд. Получил он свой срок. Чего ради было ломать эту комедию?

- Скажите, у вас никогда не возникало ощущения, что вы находитесь в каком-то паноптикуме?

- Да нет, что вы, я люблю свою работу.

- Но все равно это похоже на аквариум...

- В этом смысле - да. Получается так, что и нас рассматривают, и мы рассматриваем. Причем подследственные нас изучают гораздо больше. Они же там 24 часа в сутки находятся. Любая сплетня, слух разносятся тут же. За нами наблюдают, пытаются определить сильные и слабые стороны каждого, особенно оперативных работников
Поэтому я и учу сотрудников: не будьте болтунами. Пообещал ты что-то подследственному, - в рамках закона, конечно, -любую мелочь, пусть даже карандаш принести, а потом забегался и забыл. Тот подождал и решил: "А, этот -болтун".
Еще на одном-двух фактах тебя проверят - и сделают вывод, что человек ты - несерьезный. Соответственное будет к тебе и отношение. Нет уж, если ты что-то пообещал - будь добр, выполни. Не можешь сделать - лучше еще раз подойди к нему и скажи "Сейчас сделать этого не могу, но сделаю через неделю". Вот это будет правильно. Человек будет знать, что ты помнишь о нем. А такие, что обещания раздают всем и ничего не делают, в системе нашей не срабатываются. Сами уходят.

- Но просьбы бывают разные В СИЗО человека так жизнь прижимает, что он готов за что-нибудь озолотить. И сотрудника охраны можно ввести в искушение.

- Меня уж четверть века никто не искушает. Понимают, что бесполезно. И в заместителях, помощниках своих я уверен. Но вообще такие случаи бывают. Стараемся сами очищаться от таких. Проводим работу, выявляем. В прошлом году ко мне на приеме обратилась мать одного из подследственных. Он написал ей, чтобы забрала мобильный телефон, который был у него при аресте. Посмотрели опись изъятых вещей -нет телефона. Офицер, который оформлял документ^ клянется и божится, что никакого телефона не видел. Мы провели следствие, прошли по всей цепочке, начиная с момента ареста до водворения подследственного в камеру. Получилось, что телефон все-таки был.

Сотрудник, соблазнившись дорогой игрушкой, просто не включил его в опись. Офицера уволили. Довели дело до суда. И пусть четыре года условно, но он все же получил свое. Вот так. А могли бы. наверное, сослаться на оговор, сказать, что никакого телефона при человеке и не было.

- Говорят, профессия иногда калечит человека. А охранник в СИЗО наделен властью над людьми. Тут сами собой могут проявиться не самые лучшие черты характера.

- У нас люди проходят строгий отбор. Кандидатов проверяем на полиграфе, беседует с ними психолог, навещаем на дому, расспрашиваем соседей. То есть стараемся рассмотреть личность. А если заходит ко мне очередной верзила, перекатывает во рту жвачку и спрашивает: "Ну, чё, командир, на работу берешь?" - то я посылаю его обычно дальше, чем на работу. И это - тоже отбор.

Молодежь приходит после окончания нашего специализированного Дальневосточного юридического колледжа. Иногда получается, что они выбрали себе профессию удачно. Иногда, от-, служив три года по контракту, увольняются - "не мое". Но в любом случае мы сразу закрепляем за новичками опытных наставников. Они молодых чуть ли не за руку водят и показывают: вот это - делай, это - не делай, а этого - не делай никогда.

Такой коллектив единомышленников, как у нас, складывается постепенно, с годами.

- Наверное, за три десятка лет у вас в Магадане накопилось немало знакомых, прошедших через стены СИЗО?

- Встречаю, здороваемся.

- И что же - ни у кого из них не осталось в памяти какой-то горькой обиды, никто не пытался за что-то отомстить?

- Ни разу о таком даже не слышал. Все же понимают: даже если ты невиновен и сидишь в СИЗО по ошибке, то при чем тут охрана? Может, на судью или следователя обижаются, но не на меня.

- Есть ли какая-то разница между теми Поколениями, что проходили через СИЗО прежде, и теми, что попадают к вам теперь?

- Конечно, есть. Прежнее общество, какое бы оно ни-было, воспитывало человека. Школа, пионерия, комсомол. Компьютеров тогда не было. Но школа для несовершеннолетних у нас работала, как и сейчас. Так вот, в те времена эти мальчишки просили родителей, например, принести им томик стихов Есенина. Казалось бы, чего это ради? А теперь, когда у нас, кроме библиотеки, есть и компьютер для обучения, никого из них это не интересует. Они смотрят фильмы, где показывают, что хорошо живут банкиры, бандиты или проститутки. Они хотят тоже получать много денег. А заканчивается все очередной ходкой. Вышел - содрал с кого-то шапку, украл мобильник. Зачем? Да просто, чтоб выпить и закусить. Получил новый срок. Какой уж тут Есенин.

- Сами-то чем увлекаетесь?

- Да, как и все, - книги, спорт, игра на гитаре.

- А книги - какие?

- Только не те, что в ярких обложках, где про воров в законе. Не могу я это читать и фильмы такие не смотрю. Все настолько извращено, что даже когда что-то положительное пытаются показать, думаешь: уж лучше бы совсем не показывали.

Николай ПАНОВСКИЙ