В настоящей публикации речь идет о событиях, описанных в статье "Таблетка равнодушия" 25 января 2013 года. В ней рассказывалось о трагедии, происшедшей в стенах Магаданского родильного дома 10 сентября 2012 года с 21-летней Верой Миненко.
Почувствовав схватки, девушка приехала в роддом. Но вместо госпитализации получила от дежурного врача О. Третьяк рекомендации пить но-шпу и показаться гинекологу в женскую консультацию под предлогом предположительно предвестниковых болей и отсутствия при себе обменной карты. Как пояснила корреспонденту Вера Миненко, именно в результате неоказания медицинской помощи у нее открылось кровотечение, ребенок погиб в утробе от асфиксии.
Чтобы установить истину, 18 сентября 2012 года семья Миненко обратилась в УМВД по г. Магадану и СО по г. Магадану СУ СК РФ по Магаданской области по фактам причинения врачом О. Третьяк и акушеркой Е. Поляковой смерти по неосторожности, халатности и неоказания помощи больному. На данный момент по двум первым основаниям в возбуждении уголовных дел отказано.
Как сообщил врио начальника СУ УМВД России по г. Магадану Владимир Горячев, по третьему (ст. 124 УК РФ) с 1 марта 2013 года следственным отделом УМВД по г. Магадану ведется доследственная проверка, назначено дополнительное судебно-медицинское исследование. Не дожив до этого события, ранним утром 3 марта Вера Миненко покончила с собой.
Я долго думала, с чего начать свою статью. В предыдущий раз таких проблем не было: вот обращение пострадавших, вот реакция на него, вот факты… Так родился материал. Трагические события из жизни пока еще живой, но очень подавленной девушки Веры Миненко.
А теперь… Сказать хочется так много и сразу обо всем: о трагедии 3 марта, следствии, реакции общества, о моей собственной роли во всем этом. Хочется сказать, но не хватает сил…
Сейчас я пишу эти строки, и если невольно отвожу глаза от монитора, то взглядом натыкаюсь на обыкновенный серый стул, что придвинут к соседнему с моим столу. Его очень любят мои гости. В двадцатых числах января, накануне выхода публикации "Таблетка равнодушия", на этом самом месте сидела Вера. Тогда к написанному оставалось добавить по-следние штрихи, уточнить мелкие нюансы, и я, как могла, оттягивала тот миг, когда придется спросить о личном: как Денис и Вера Миненко живут сейчас, о чем мечтают. Я почувствовала себя тем, кто лезет в душу грязными сапогами, когда увидела, как тухнет свет в ее глазах и она говорит о том, о чем больнее всего, - об имени для неродившейся дочери. Но тогда эти подробности должны были "сработать на материал", помочь тем, кто будет его читать, увидеть полную картину происшедшей трагедии. Разве могла я тогда предположить, что через полтора месяца не станет самой Веры? И что выбор этот она сделает сама?
Так ли важно, что под утро 3 марта произошло между Денисом и Верой? Из-за чего вспыхнула и разгорелась как сухая трава нелепая ссора? Те, кто давно знал супругов, в один голос утверждают, что они жили мирно, в любви и согласии, до тех пор, пока в их дом 10 сентября не пришла беда. Тогда у Веры и стали происходить нервные срывы, истерики, текли слезы по пустякам. И из-за чего бы это ни начиналось, причина была одна, вполне понятная в таких обстоятельствах: потеря ребенка. Подробности того утра выяснены в доследственной проверке: сотрудниками СО по г. Магадану СУ СК РФ по Магаданской области вынесено решение, что в смерти девушки виновных нет. Формально это, наверное, так. Опустошенная и притихшая после скандала с мужем Вера заперлась в ванной, открыла воду и повесилась на полотенцесушителе. Но этому ведь что-то предшествовало.
Достаточно взять в руки дневник, обыкновенный датированный ежедневник, чтобы понять, что происходило в голове у Веры Миненко. На странице, где стоит 10 сентября, написано: "Малышка моя. Сегодня я чувствовала тебя. Ты у меня такая красивая. Самая красивая. Обещаю, я буду помнить тебя. Если б я могла помочь тебе, я бы все сделала, чтоб ты была жива, росла, любила папулю. Бабушка и дедушка у тебя самые хорошие люди. Тебе бы было с ними очень хорошо. Если бы могла, я отдала бы свою жизнь за твою. Ты знай, золото мое, я люблю тебя. Прости, малышка моя. Прости, не уберегла. Прости за мои слезы. Прости. Мое солнышко, я люблю тебя!". А рядом, на соседней странице, она нарисовала девочку, так похожую на себя саму, только еще совсем маленькую, с крыльями ангела. Вот и более поздние записи, вероятно обращенные к мужу: "Мы переживем страшный период нашей жизни, мы сможем сохранить нашу любовь на века! Я готова кричать очень сильно и громко, как сильно я люблю тебя!". А еще одни, наверное, самые пронзительные строчки, написаны на распечатках УЗИ, где виден трех- и пятимесячный плод: "Она не успела даже на меня посмотреть", "За что я не видела тебя? За что?", "Солнышко, я хочу к тебе, ты одна в сердце. Мы встретимся". Записи как ничто другое свидетельствуют, в каком состоянии все эти месяцы жила девушка. И найдены они были мужем только после ее смерти. В разговоре через два дня после похорон Денис признался, что даже предположить не мог, какие мысли вертелись у нее в голове.
- После потери дочери Вера стала замкнутой, часто молчала. Я старался ее ободрить, говорил: "Потерпи. У нас еще будут дети. Столько, сколько захочешь!". Мы планировали поехать за границу если не в этом году, то обязательно в следующем, - говорит Денис Миненко. - Я ей пообещал, что только денег заработаю и сразу уедем, сменим обстановку. Но не успел. Виню ли кого-нибудь в случившемся? Я не знаю. Но если бы тогда у нас родилась дочь, ничего бы этого не было.
Так совпало, что за день до трагедии в почтовый ящик Миненко пришло очередное письмо из следственных органов. Подобных ему в квартире было еще семь. А последнее Вера, уставшая читать сухие формулировки, за которыми непременный отказ, даже не вскрыла. Это сделал на следующий день после трагедии уже Денис. Но именно в том письме содержалась такая долгожданная для Веры информация, что материалы доследственной проверки по ст. 124 УК РФ выделены и направлены в УМВД России по г. Магадану для рассмотрения вопроса о наличии состава преступления. Именно этих вестей Вера ждала без малого полгода и чуть-чуть не дождалась.
Практически сразу в социальных сетях начали появляться сообщения о случившейся трагедии. Утаить что-то в нашем маленьком городе невозможно. Стали создаваться группы, объединяющие женщин, каждая из которых писала свою печальную историю, связанную с Магаданским роддомом. Это вылилось в открытое письмо матерей-активисток к губернатору Магаданской области, в котором они просят помощи в создании общественной организации памяти Веры Миненко, а также установить видеокамеры в приемном покое, "кричалках" и родзалах родильного дома для разрешения в дальнейшем спорных и конфликтных ситуаций. И, чтобы их мнение не утонуло в общем гуле взволнованных голосов, девушки организовали сбор подписей для своего письма. На данный момент их собрано около двухсот.
Обсуждения в социальных сетях идут и поныне. В них включились и медики со стороны роддома, журналисты. Кто-то действительно оказался неравнодушным к чужой беде, другой хотел отличиться, разглашая непроверенные, а попросту ложные факты, касающиеся погибшей Веры, многие желали выплеснуть агрессию. В итоге столкновение точек зрения вместо конструктива привело к вою, разноголосому и бесполезному. А за это каждому, кто участвовал в таких обсуждениях, должно быть хоть немного стыдно. Не спорю, большинство хотело как лучше, но, по моему убеждению, местами получилось как-то уж совсем цинично и жестоко. Я считаю, что вина за то, что случилось с Верой Миненко, в разной степени лежит на каждом из нас.
Сначала врач Оксана Третьяк, видимо, посчитала, что ничего с Верой не сделается, если она побегает по городу со схваткообразной болью. А когда случилось страшное, ребенок погиб, почему бы медперсоналу роддома в один голос не заявить: "Виновата только ты!"? Вспомните, как об этом говорила сама Вера: "После кесарева еще под наркозом меня вывезли в коридор. Стали подходить медики, в том числе и Оксана Третьяк, которая только и спросила: "Зачем же ты с мужем ругалась?". О том, что ребенка не спасли, я узнала даже не от нее, а от медсестер. Пока я лежала в роддоме, врачи вбивали мне в голову, что во всем виновата только я. Они рассказывали всем вокруг, что меня мучил муж". Распространять подобные сведения, согласитесь, так удобно, особенно теперь. Эти слухи по медицинскому сообществу гуляют и поныне. И с удовольствием пересказываются всем, кто готов слушать. А между тем, и я указывала на это в предыдущей публикации, медицинские карты далеко не полностью отражают то, что происходило в тот день.
Затем сотрудники СО по г. Магадану СУ СК РФ по Магаданской области даже после официального комментария начальника отдела по надзору за уголовно-процессуальной и оперативно-разыскной деятельностью прокуратуры Магаданской области Романа Исаева, который сообщил о выделении материалов по ст. 124 УК РФ по подследственности в УМВД, документы туда передали только через месяц, 25 февраля. В интервью по этому поводу заместитель руководителя следственного отдела по г. Магадану СУ СК РФ по Магаданской области Вадим Лунев пояснил, что с середины декабря по начало февраля сотрудники СО ждали, когда из УМВД по г. Магадану придет акт судебно-медицинского исследования, в котором ставились вопросы о причинении вреда здоровью В. Миненко, без чего выделить материалы по ст. 124 УК РФ не представлялось возможным. Именно этим обуславливается задержка, заключил В. Лунев.
- Инициатива сбора всех необходимых документов по материалам доследственной проверки находится в компетенции лица, производящего проверку, - объяснил руководитель следственного управления городской полиции В. Горячев, - в данном случае следователя следственного комитета. В УМВД России по г. Магадану запрос о предоставлении акта судебно-медицинского исследования от него не поступал.
Чего в этих бюрократических проволочках больше - непрофессионализма, равнодушия, халатности?
Зато на телевидении высказался уполномоченный по правам ребенка в Магаданской области Николай Жуков, дав комментарий, из которого следует, что врачи ни в чем не виноваты. А после, уже для газеты, уточнил, что имел в виду выводы не следствия, а служебной проверки, состоявшейся еще осенью внутри родильного дома.
Вообще желающих повлиять на ситуацию оказалось много из разных уровней власти. И каждый в рамках своих полномочий стремился воздействовать на нее где в режиме "телефонного права", а где и угроз, где элементарного нежелания портить отношения. Были и такие, кто в одном месте позиционировал себя как защитник слабых, этакий смельчак, а на деле оказывался самым заурядным конформистом. Не раз приходилось слышать: "Рожать все равно будете в этом роддоме! А случилось что, ваше дело будет вести этот следователь, полицейский. Куда вы лезете?". А как же совесть? Можем ли мы закрыть глаза на боль другого человека, у которого нет связей, нужных знакомств, "волосатой руки" во властных коридорах, а есть просто большая беда, наедине с которой жить просто невыносимо?
И если вы думаете, что я обвинила всех, кроме себя, и на этом успокоилась, то сильно ошибаетесь. Я тоже виновата в этой трагедии. Потому что, написав материал, была полностью уверена, что теперь ситуацию не смогут замолчать, резонанс не даст угаснуть огню правды и справедливости. Я ошиблась. Как и многие, недооценившие масштаб драмы одной хрупкой девушки, оставшейся наедине со своей бедой и чувством вины. И я расплачиваюсь тем, что мысли о Вере, ее образ не покидает меня ни наяву, ни тем более во сне. Иногда по вечерам я захожу на ее страничку в соцсетях, листаю фотографии, особенно последние, датированные 14 февраля, Днем влюбленных. Тогда Денис приготовил Вере ужин, купил цветы, она выглядела такой счастливой с этим букетом... И теперь я бестолково собираю все новые факты, говорящие о том и об этом, сопоставляю, делаю выводы, как мозаику, складываю по крупицам картину того, что произошло. Только Веру это не вернет. И Дениса счастливее не сделает.
Я пишу об этом еще и для того, чтобы все мы, кто так или иначе оказался втянутым в эту информационную воронку, на секунду остановились, выдохнули и подумали о самом важном - цене человеческой жизни. И что наши порой не до конца осознанные поступки, желание пройти мимо, не заметив, что постороннему человеку нужна помощь, или, наоборот, влезть в самую гущу событий и хорошенько там извозиться, могут причинять боль. Нестерпимую и жгучую. Наши поступки всегда имеют продолжение. Да, мы не можем знать, какое именно, но предугадывать обязаны.
Каждый из нас после этой трагедии стал немножечко другим. Хочется думать, что изменения - в лучшую сторону. Что будет меньше безразличия там, где по долгу профессии нужно помогать: в больнице, полиции, следственном комитете, в среде журналистов, в конце концов. И по зову совести - в нашем обществе. Что будет больше участия и тепла в сердцах колымчан, географически имеющих особую, северную, "пятую" группу крови. А мы об этом, похоже, забыли. Но вспомнить надо. Во имя веры в справедливость. И Веры, которой с нами больше нет.
Татьяна ХРИПУН.