Малыш плакал.
Нет, конечно, он не рыдал взахлеб, как институтка. Но соленая влага на сей раз текла не только из под раскисшей и почерневшей подбивки Сферы, но и из зажмуренных в отчаянии глаз. Зеленый флаг с грубо намалеванным волком торчал из отдушины чердачного окна. Ледяной февральский ветер колыхал его и казалось, что волк нагло подмигивает и пощелкивает пастью, как бы говоря:
- Ну что, съел?
Больше всего на свете хотелось завыть, как воет лунными ночами этот зверь. Но сзади, тяжело дыша, попадали на обледенелый рубероид его друзья. Стыдно. И уж если выть, то всей стаей.
А еще он очень-очень, прямо-таки страстно хотел бы сейчас увидеть рядом с собой Пушного. Или Змея. А еще лучше - обоих. Подняться во все свои могучие сто девяносто сантиметров, схватить эту парочку за шкирки и, треснув лбами, спустить с крыши проклятой пятиэтажки без парашютов.
В понедельник, привычный уже утренний марш-бросок в полной боевой выкладке закончился не в расположении отряда, а рядом с незавершенным пятиэтажным домом, недалеко от городской тюрьмы. Эта новостройка на шестьдесят квартир так и не приняла изнывавших в бараках и коммуналках потенциальных новоселов. Незадолго до начала отделочных работ она вдруг стала оседать и пошла трещинами. Оказалось, что дом умудрились поставить на огромной ледяной линзе. Строительство прекратили, и пятиэтажная громадина стояла пустой, пока ее не облюбовали для своих тренировок собровцы и омоновцы.
Не очень-то и уставшие, отсвечивающие жизнерадостными улыбками бойцы построились лицом к зданию и ждали, что же им скажет по поводу этой экскурсии Змей -новый командир отряда. Бежал командир вместе со всеми, и народ с интересом посматривал: долго ли пыхтеть будет, прежде чем сможет говорить? Но, ничего, голос ровный, уверенный.
- Сегодня мы начинаем занятия по штурмовой подготовке. Работаем пятерками. В доме четыре подъезда. В каждый идут две пятерки и посредник из офицеров. На крыше здания укреплен чеченский флаг. Побеждает и отправляется отдыхать группа, первой снявшая флаг. Остальные работают, пока не сумеют выполнить задачу. Напоминаю, что в любом здании, даже недавно зачищенном, могут оказаться боевики. Также напоминаю о минной опасности и требую соблюдать все меры предосторожности. За неправильные действия посредники имеют право объявить любого убитым или раненым. Командирам групп произвести расстановку личного состава и дополнительный инструктаж, определить маршруты скрытого выдвижения к зданию. Начало штурма по сигналу голосом: "Атака!"
Народ слушал и ухмылялся. Кто про себя, а кто и явно. В войну командир играет. Духи, мины… Сейчас как рванем, и добежать не успеет, чтобы свои замечания сделать.
А тот ласково улыбнулся и добавил:
- Группа, в которой есть раненый или убитый, выносит тело на исходный рубеж и начинает все сначала.
Змей он и есть Змей. Это потом до всех дошло, что дело не только в его любимом ругательстве:"Ах ты Змей Горыныч!", и не только в шуточках ядовитых. Коварства улыбчивого у него не меньше, чем у того искусителя библейского, что Еве голову заморочил...
Понятное дело, далеко от здания исходную позицию никто не выбирал. Броник, шлем, оружие, полный боекомплект - двадцать кило металла по легкому варианту. Каждый лишний метр потом силы отберет. Выстроились перед подъездами.
- Атака!
- Ура!!! - ломанулись с грохотом, как боевые слоны. Первые бойцы уже в подъезды влетели.
- Отбой!
- Что такое?
- Обращаю внимание посредников: в результате тупой лобовой атаки, без использования особенностей местности и огневого прикрытия, в каждой пятерке имеется двое убитых. Провести эвакуацию "груза двести" на исходный. Ну-ка, весело подняли, весело понесли! Подготовиться к повторному штурму.
Во вторник вечером одна из пятерок первого взвода без потерь ворвалась в подъезд. Тяжелый ботинок второго номера РПГ, обвешанного запасными выстрелами к гранатомету, с размаху опустился на порог.
- Ба-а-бах! Из под порога фуганул сноп огненных брызг.
- Подрыв на противопехотной мине. Ранение ног. Эвакуация.
Так вот куда так загадочно исчез еще позавчера сапер отряда Пушной! Вот для че-го он накупил на выделенные командиром деньги разную китайскую пиротехнику, резко обесценившуюся после Нового Года! А старшина еще прикалывался, что, мол, у Змея бзик, деньги тратит на разную хренотень, салют на двадцать третье февраля затевает что ли?. Та-ак! Ну, посмотрим, кто-кого!
Народом овладел азарт.
Утром в среду орлы Пионера - командира второго взвода - прошли до второго этажа. На пороги больше не наступали. На доски и отвалившиеся пласты штукатурки - тоже.
Растяжку из усиленной дымным порохом хлопушки Бабадя снял животом. Живой вес Бабади - центнер. Бабадя - пулеметчик. Он тоже в полном защитном снаряжении. А еще у него в руках - девятикилограммовый ручной пулемет, и за спиной запасная коробка с патронами.
- У-у-у, Пушной, с-сука!
Кряхтят бойцы. Не мог раньше подорваться? Два этажа вниз - до подъезда, двести метров - до исходного…
- Слышь, братан, ты бы жрал поменьше или бегал побольше, не дай Бог, в самом деле тебя вытаскивать.
- Да пошел ты! Типун тебе на язык!
Не послушал Бабадя доброго совета. И потом тщательно оберегал он в чеченских командировках внушительную мужественность своей коренастой фигуры. И даже укреплял ее, поскольку службу приходилось нести на стационарных блокпостах, недалеко от отрядной кухни. Но, ровно через два года, под Серноводском, будет он бежать в цепи нА-встречу ураганному огню, хлопая незастегнутым броником по сбереженному животу и приговаривать:
- Пусть меня ранят, пусть меня убьют… и пусть меня понесут отсюда на руках!
А потом проявит пулеметчик незаурядное мужество, отбиваясь от наседающих боевиков и прикрывая товарищей. Поливал Бабадя врага длинными очередями на дистанции и короткими - в упор. И снова приговаривал:
- А вот вам в рот, чтоб я еще с этой дурындой бегал туда-сюда!
И уберег таки и товарищей и себя - большого и доброго.
В среду вечером первый взвод после штурмовки не расползся по домам. Приглашенный в качестве дорогого гостя Пушной проводил повторные занятия по минно-подрывному делу. Народ устал смертно, народ клонило в сон. Но слушали внимательно.
Утром в четверг в каждой пятерке первого взвода впереди шел боец, который не вертел головой по сторонам, а внимательно смотрел под ноги и перед собой. По сторонам его другие прикрывали. Шли журавлиным шагом, высоко поднимая и выбрасывая перед собой ноги. Так, даже если просмотришь растяжку, меньше шансов ее зацепить. Стоп! В двадцати метрах от исходного, поперек уже набитой за три дня в снегу тропы, прозрачная паутинка искрится. Лесочка!
- Растяжка!
Не дыша, перешагивают бойцы. Сколько же глаз нужно: под ноги смотри, по сторонам смотри, а сейчас - за угол, и перед носом - дом проклятый. Там вообще, не смотреть надо, а всей шкурой, как приемной антенной, работать.
- Хлоп! - Справа, в полосе второго взвода, яростные вопли и черный клубок дыма над белым сугробом.
Ухмыляется первый взвод. Ага! Ну что, друзья-соперники? Как вам вчера вечером дома отдыхалось? В тот самый вечер, когда нам Пушной объяснял, что растяжки и мины лучше всего ставить на зачищенных противником, привычных и, вроде как уже безопасных, участках. На маршруте смены постов, например, где караулы уже на автопилоте ходят. Или на пути в туалет. Или на снежной тропинке, по которой взвод за эти три дня уже раз тридцать пробежал…
Чебан потрясенно на гранату смотрит. Так грамотно шли и вот те - на! С лестничной площадки пятого этажа к ним на четвертый эфка выкатывается. Та самая, которую в народе лимонкой зовут, рубленая на дольки игрушка с разлетом чугуна на двести метров... Это же какая падла швырнула!…А ведь предупреждал Змей: даже в зачищенном здании могут вновь оказаться выползшие из схронов боевики. А тут, какое уж зачищенное? Группа Чебана первой шла и то еле-еле до четвертого этажа доцарапалась.
Граната, конечно, была учебная. А бойцы - настоящие, тяжелые...
Сегодня утром Змей объявил:
- С целью укрепления социальной справедливости, устанавливается следующий порядок. Не группа выносит подорвавшегося, или пораженного в результате неграмотных действий, а "убитый" выносит на исходный рубеж самого тяжелого члена своей пятерки. Чтобы прочувствовать, каково придется его товарищам, если он будет так же хлопать ушами в настоящем бою.
Народ в строю уже измотанный стоял, злой. На командира недобро поглядывал. А тут - оживились, смешки пошли. Четко Змей рассчитал: никто себя за дурака не держит, а потому каждый представляет, как он будет на чужой спине кататься…
Пыхтит Чебан. Четвертый этаж! Из пятерки - трое "убитых": все, кто рот раскрыл и гранату разглядывал, вместо того, чтобы за ближайшую стенку заскочить. Сейчас каждый из покойников другана тащит. А кому своего не досталось - несет посредника, чтобы не обидно было. У посредника морда такая серьезная, будто не на горбу омоновца, а в черном Мерседесе едет.
Чебана истерика легкая пробила, хихикает, ноги заплетаются, вот-вот навернется вместе со своим живым грузом.
В ночь с пятницы на субботу Пушной с двумя помощниками, под светом фонариков, колдовал на крыше пятиэтажки. Наскучавшийся в одиночестве волк любопытно наблюдал с развевающегося зеленого полотна за этим коварным типом.
В радиусе одного метра от флага Пушной поднял уложенный на бетонной крыше рубероид, выдолбил полукругом несколько лунок, заложил в них китайские хлопушки, срабатывающие от сжатия, и любовно подсыпал в лунки адскую смесь собственного изготовления. Ноги не поотрывает, но вспышку будет далеко видать!…Рубероид лег на место. Пушной раскочегарил паяльную лампу и тщательно проварил засмоленные швы. Припорошив снегом и пылью мгновенно застывшую смолу, с наслаждением сунул скрючившиеся от мороза пальцы в меховые рукавицы.
Спускаясь по темной стылой лестнице, он снисходительно улыбался. Его самого в ГРУ учили по-другому. По поручению инструктора, кто-нибудь из провинившихся бойцов набирал в целлофановый пакет обыкновенного говна из солдатского туалета и снабжал "фугас" боевым детонатором. Пакет клали в двух шагах от работающего сапера. А проводки из него подключали к обезвреживаемой ловушке…
Капитан Симоненко, дважды разобранный на запчасти в далеких от России странах и столько же раз собранный хирургами, объяснял свою методику так:
- Вот то, что при ошибке ты будешь отстирывать, при настоящем подрыве от тебя только и останется.
- Но вы же выжили, товарищ капитан?
- Я? Ты на меня не смотри. Я - редкий счастливчик, уникум. И то, между прочим, пока выучился, столько таких пакетов подорвал, что дивизия бы нагадить не смогла.
В воскресенье, в пятнадцать часов, опережая своих четырех друзей в победном рывке, Малыш протянул могучую ручищу к уже искренне ненавидимому зеленому флагу с наглой волчьей мордой.
На тридцатиградусном морозе рубероид теряет свою эластичность. Под кованым каблуком ботинка он не прогнулся, а хрустнул, словно раздавленный бокал для так и не принесенного шампанского…
Валерий Горбань. "Малыш и волк" (рассказ)
