Валерий Горбань - коренной северянин. Полковник милиции в отставке. Работал в подразделениях по борьбе с организованной преступностью на должностях оперативного состава, руководил оперативным отделением СОБР. В 1995 -1996 годах командовал ОМОН при УВД Магаданской области. Участник боевых действий в Чечне. Награжден орденом Мужества.
Избирался депутатом Магаданского городского Совета, Магаданской областной Думы. Выпускник Академии управления МВД России.
Особое место в его творчестве занимает цикл рассказов и повестей о чеченской кампании 1995-1996 годов, который впервые был опубликован в еженедельнике "Литературная Россия" и журнале спецподразделений России "Братишка", а затем издан редакционно-издательским отделом МВД РФ отдельным сборником под названием "Чеченский шрам".
Лауреат еженедельника "Литературная Россия" (1999 г.),Международного литературного конкурса им. А. Платонова (1999 г.). В настоящее время живет и работает в г. Калининграде. Наиболее полно произведения Валерия Горбаня представлены в сборнике "Чеченский шрам", выпущенном в августе 2002 года калининградским издательством "Янтарный сказ". В ноябре 2002 года, по итогам конкурса в честь 200-летия МВД РФ, книга "Чеченский шрам" удостоена диплома и премии МВД России в области литературы.
Заказать книгу "Чеченский шрам" можно наложенным платежом по адресу:236000 Калининград, Карла Маркса,18, ФГУИПП "Янтарный сказ", коммерческий отдел. Интернет-магазин: http://www.yantskaz.ru/book.php3?id=14404.
Отзывы, критика: http://www.litrossia.ru/litrossia/category?category_id=5421
Наиболее полное собрание произведений: http://www.lib.ru. http://www.artofwar.
В сентябре 2002 года Калининградское издательство "Янтарный сказ" готовит к изданию книгу Валерия Горбаня "Чеченский шрам" в которую войдут повести и рассказы о чеченской кампании 1995-96 года и произведения из цикла "Сыск вечен", основанные на реальных событиях из жизни магаданского уголовного розыска и подразделений по борьбе с организованной преступностью.
Ах, Кангауз, Кангауз! Правда это, или нет, но поговаривают, что в переводе то ли с удэгейского, то ли с китайского вполне справедливо звучит твое имя, как Солнечная Долина.
Ах, Кангауз! Рубленные избушки и палаточный городок биологической станции Дальневосточного госуниверситета.
Больше сотни студентов и студенток, собирающих гербарии, гоняющихся с сачками за редкими махаонами и Аполлонами .
О, Кангауз! Радостные концерты птиц, благоухающие поляны фантастически крупной земляники, шкодные руки парней, ловко забрасывающие сочные бордовые ягоды туда, где дамы всего мира и всех времен прячут любовные записочки от не-скромных глаз.
Песни под гитару у костра, гостеприимные душистые стога июльского сена, освещаемые мириадами светлячков...
Кипучее, юное веселье, шутки и розыгрыши на каждом шагу.
Даже угрюмый и начисто лишенный юмора водитель Вася умел находить в Кангаузе жертву, которую отправлял за "компрессией" для старенького ЗИЛка, из года в год повторяя древнюю шоферскую шутку.
А что говорить об остальных! И передаются из уст в уста, и рождаются на глазах новые истории и легенды.
И неважно, сколько в них правды, а сколько
- веселой студенческой фантазии.
Ибо любимы их герои, любим наш славный биофак, и славно рассказывается у костра теплой июльской ночью хмельным от молодости и любви друзьям...
ПИНГВИНЫ
В центре дальневосточной тайги, за тысячи километров от антарктических льдов, забившись от полуденной жары под навес летней столовой, два второкурсника старательно снимали шкурки с пингвинов.
Пингвины были жирные, пингвины были здоровенные.
Они воняли рыбой и норовили выскользнуть из рук.
Осатаневшие мухи атаковали пингвиньи тушки.
Вконец обнаглевшие оводы и слепни - второкурсников.
Но прочные души отчаянных полевиков были преисполнены чувством долга, осознанием своей избранности и раскрывающихся светлых перспектив.
Именно им поручил отпрепарировать шкурки для будущих экспонатов универси-тетского зоологического музея добрейший, застенчивый, безумно увлеченный орнито-логией Юрий Николаевич Казаров.
Именно их имена будут красоваться на табличках под чучелами: "изготовил такой-то".
И именно у них есть все шансы досрочно получить зачет по орнитологической практике у въедливого и принципиального, несмотря на всю его душевность, Казарова.
- О! А откуда пингвины?
- лопоухий загорелый первокурсник резко затормозил босыми пятками на пыльной площадке.
- Ты при Казарове такое не спроси, будешь до пятого курса зачет сдавать!
- А что я такого спросил? Будто здесь пингвины водятся!
- Слышь, Славка, он что: прикидывается, или в самом деле не знает?
- небрежно спросил один второкурсник другого.
- Да, может, они еще не в курсе, всего неделю тут,
- лениво отозвался Славка.
- Да о чем вы?
- Вас что не предупреждали про усадьбу дикого барина?
- Какого барина?
- Да здесь до революции один дворянин жил, то ли ученый, то ли моряк.
Смольный ручей знаешь?
- Ну!
- Лапти гну! У него усадьба в верховьях Смольного была.
А он из какого-то путешествия привез пингвинов и все состояние врюхал, чтобы их содержать.
Даже добился, чтобы размножались.
Вот местные его диким барином и прозвали.
- Он что, действительно чокнутый был?
- Может и чокнутый.
А может, вроде Казарова нашего.
Тот ведь тоже всю зар-плату на свою коллекцию тратит.
Первокурсник согласно покивал головой.
Все знали, что Юрий Николаевич в своей тесной квартирке содержал уникальную, мировой известности коллекцию птичьих гнезд и яиц.
- А куда барин потом делся?
- Кто его знает! Может эмигрировал, может красные расстреляли.
А пингвины одичали, держатся здесь, как эндемики .
Обычно первый курс сразу предупреждают, чтоб туда не лазили, шугать их нельзя, перестают размножаться Два-три раза в год учитывают, ну иногда вот для контрольных исследований отлавливают.
Мы вчера целый день по жаре за ними скакали, умотались.
- Задолбали эти пингвины!
- Славка злобно толкнул очередную необработанную тушку,
- сейчас прочухаемся без жратвы и отдыха с этими, а вечером опять на отлов.
Казаров велел еще трех добыть.
Глаза первокурсника осветились надеждой:
- Мужики, а давайте я вам помогу!
- Да мы и сами управимся... Разве вот...
Слышь, а ты язык за зубами держать умеешь?
- Могила!
- Тогда так: бери с собой еще человека четыре, тихо, без шума, собираетесь и
- на Смольный.
Там увидите
- старые вольеры углом стоят.
Заходите из лесу и в угол этих жирнюков загоняйте.
Ровно трех! Нам притарабаните и ни гу-гу.
А то Казаров и нам головы поотрывает и вам достанется.
А мы с этими закончим и вас во-он в той па-латке дождемся, хоть отдохнем по-человечески.
Через двадцать минут пятерка первокурсников, одни парни ("баб не брать, они все трепливые!"), конспиративно помахав старшим товарищам большим крапивным мешком для добычи, рванула в лес.
Второкурсники посмотрели на часы.
До верховьев Смольного шлепать километров семь.
Не по асфальту.
Хватит времени закончить работу и подготовить участникам охоты на пингвинов торжественную встречу.
Всем лагерем.
Под звуки самодеятельного оркестра.
И с обязательным участием дорогих гостей
- двух аспирантов, недавних выпуск-ников родного биофака.
Аспиранты только вчера вернулись из антарктической экспе-диции и были безумно рады поводу прикатить в Кангауз.
Ведь надо же было куда-то девать десять замороженных пингвинов, привезен-ных ими Казарову в подарок...
ГНЕЗДО
- Что делать-то будем? А, Юрка?
- Вовка, по прозвищу Дерсу Узала с надеждой смотрел на приятеля.
Юрка думал.
Как быстро подкрался час расплаты! Проклятая орнитология, наука для ненор-мальных! Только-только, часу так в четвертом утра, оторвешься от гитары и от симпа-тичной девчонки с колдовскими глазами
- и пожалуйста: в пять
- подъем! А потом, как идиот, тащишься, постукивая зубами, по росе, слушаешь этих под-лых пернатых и натужно пытаешься определить их то по голосу, то по высунувшемуся из кустов хвосту.
Сначала, вроде, приспособились.
Выходишь с группой, засветишься перед Каза-ровым: сумничаешь пару раз, вопросик задашь, а потом, потихоньку, отстал
- и под кустик, баиньки.
Но зачет!...
Тут не спишешь.
Ткнут тебе пальцем в пичугу или, того хуже, дадут послушать ее трели
- и будь добр: "Назовите вид, особенности биологии..."
- Придумал!
- Ну, и?
- Ты же слабость Казарова знаешь?
- Гнезда-яйца, что ли?
- Точно.
Найдем ему классное гнездо, поставит зачет, как миленький.
- Ну ты гонишь! Да он тут практику лет десять проводит, все виды знает, уже все образцы пособирал.
Да и нам, чтобы редкое гнездо найти, надо знать, где искать и что искать.
Мы же
- ни бум-бум.
Притащим воробьиное, он нам тогда устроит зачет!
- Да-а-а.
Снова дума думается.
- Слышь, а давай сами смастерим.
Где-нибудь в лесу.
Черта с два он догадает-ся.
Пусть потом всю жизнь принадлежность гнезда определяет и птицу эту ищет.
- Юрка, ты гений! Три оставшихся дня пролетели, как летний звездный дождь.
Все эти дни приятели по тридцатиградусной жаре таскались на голубую сопку Хуалазу, известную голубыми же реликтовыми тараканами, дикими зарослями колючек и полчищами лютых энцефалитных клещей.
Трое суток, как хозяйственные сороки, собирали веточки, травинки, оброненный птичий пух и различные перышки.
Наконец, гнездо было готово.
Шедевр студенческой мысли украсили две скорлупки от подвернувшегося в последнюю минуту яйца какой-то птахи.
Разместилось сооружение чуть ли не на вершине Хуалазы, в развилке старого манчжурского ореха.
Казаров, заинтригованный сообщением студентов о находке какого-то интересного гнезда, бросил все дела и немедленно отправился за юными любителями орнитологии, излучавшими учебное рвение и радость за любимого педагога.
Через час утомительного пути экспедиция добралась до заветной цели.
Юрий Николаевич внимательно осмотрел находку, как-то странно всхлипнул, присел на пенек возле гнезда и влюбленными глазами посмотрел на студентов:
- Ребята, если вы сумеете сюда еще и яйца отложить, я вам экзамен по зоологии "автоматом" поставлю...
СПИРТОНОША
Димка, крадучись, двинулся в сторону палаток.
В завершающую стадию вступала ответственная и весьма рисковая операция.
Вчера вечером ребята успешно прикрыли его на вечерней перекличке.
Старались не для него, для себя.
И Димка не подкачал.
Крутнувшись на электричке туда-сюда, добыл десятилитровую канистру пива.
Настоящего, разливного, свежего пива! Не улыбайся, читатель из далекого девяносто девятого.
В семидесятых, во Владивостоке, раздобыть свежее пиво! Ночью! Это тема для отдельного рассказа.
Или детектива.
С раннего утра канистра хранилась в ледяном родничке, специально разысканном в дремучих зарослях Хуалазы.
И все участники предстоящего праздника едва дождались пятнадцати часов: времени, когда заканчиваются обязательные занятия и начинается свободный поиск образцов для коллекций в сочетании со всеобщим дуракавалянием.
До родной палатки оставалось шагов пять.
- Так, молодой человек, ну-ка подойдите!
- глубокое контральто, переходящее в бас, могло принадлежать только Зинаиде Николаевне Мамовой
- руководителю прак-тики первого курса.
Человек необъятного тела и столь же необъятной души, она успешно совмеща-ла роли известного ученого, прекрасного педагога и всеобщей заботливой мамаши, бдительно пресекающей все неблаговидные поползновения своих жизнерадостных по-допечных.
- Это что у вас?
- Э-э-э...
- Бе-е-е,
- передразнила Мамова,
- открывайте! Тяжкий вздох, клацание алюминиевой крышки.
- Так...
пиво! И куда вам столько?
- Пить.
Жарко очень.
- А кто вас посылал? Кто еще в компании?
- Никто.
Я сам.
- Вы меня не сердите! Сам! Да оно у вас через день по такой жаре прокисло бы.
- Не.
Я бы выпил...
Мамова собралась осерчать.
Но тут ее настигло педагогическое озарение:
- Вот так, да?! Ну хорошо.
Шестнадцать часов.
Два курса, больше ста человек, стоят в каре под солнцем на центральной пло-щадке лагеря.
В середине
- группка преподавателей и виновник неурочного сбора.
У ног "залетчика"
- запотевшая канистра.
- Вот посмотрите на этого человека.
Мало того, что, как китайский спиртоноша
- контрабандист, воровским образом притащил в лагерь спиртное, он еще имеет на-хальство утверждать, что организовал это дело один.
Дмитрий, я вас в последний раз спрашиваю: кто еще собирался пить пиво?
- Я один.
- Ну что ж, пейте.
А мы посмотрим.
И когда все убедятся в вашей бессовестной лжи, мы вас с позором изгоним с практики.
Долгая пауза...
- Кружку можно?
- Что?
- А как пить-то?
- Ну-ну...
Принесите ему кружку.
Семнадцать часов.
Каре уже не стоит.
Сидит на пыльной затоптанной травке.
Многие разделись, прикрыли головы платочками.
Солнце шпарит, будто и не собирается на ночлег.
Все изнывают от жажды.
В центре площадки Димка, не торопясь, пьет до сих пор еще прохладное пиво.
Сколько осталось в канистре, не видно.
Знатоки держат пари.
В рядах шепот:
- Двадцать две кружки по двести пятьдесят грамм
- сколько будет?
- Пять пятьсот...
- А ты говоришь
- меньше половины!
- В туалет можно?
- Что?
- вопрос застигнул Мамову врасплох.
- В туалет.
Это же пиво...
- Хм.
Ну, идите...
Семнадцать тридцать.
Димка, как опытный марафонец, не частит, он свой темп выдерживает четко.
Не выдерживает заместитель Мамовой:
- Зинаида Николаевна, давайте всех отпустим, а он пусть тут под вашим при-смотром рекорды ставит.
- Ладно, молодежь, пока идите, занимайтесь, мы вас попозже соберем, чтобы вы на результат посмотрели.
Народ, жадно глотавший слюну, сбегал попить.
Через десять минут к месту каз-ни снова собрались все, без всякого зова.
Восемнадцать часов.
Тридцать кружек.
А ведь жарко...
- Зина...Зинадаида...
Зиниколаевна... у меня в палатке к-кильки.
- Вы что городите, какие кильки?
- А я н-не с-собирался на пустой ж-желудок.
Я с-собирался с к-кильками.
Мамова озадаченно
- возмущенно смотрит на "спиртоношу":
- Ну вы, молодой человек, и нахал!
- Я н-не н-нахал.
Я в-вам правду, а вы р-ругаетесь...
Вот тут-то и началось...
Народ рухнул.
И даже те, кто сидел.
В приступах сумасшедшего смеха, разря-дившего двухчасовую "педагогическую" процедуру, по полянке катались и студенты, и аспиранты, и преподаватели.
Смех не знает табелей о рангах.
Мамова пыталась удержаться.
Но, через минуту и у нее
- студентки -"шестидесятницы", выпускницы родного биофака, хватило сил только на то, чтобы сказать:
- Убирайся, паршивец, и не попадайся мне на глаза до конца практики! Димка, единственный серьезный человек среди этой странной публики, пони-мающе покивал головой и неверной походкой поплелся к палаткам.
Пройдя с десяток метров, он вдруг остановился, повернулся к Мамовой и, за-думчиво морща лоб, спросил:
- А пиво?
- Что, "пиво"?
- Там же осталось.
Вы же сами говорили: прокиснет...
x x x
Ах Кангауз! Сколько лет прошло!..
Но, видно, останешься ты навеки в сердце моем, на самом почетном месте, как то уникальное, единственное в мире гнездо, что до сих пор хранится во всемирно известной коллекции одного доброго и веселого орнитолога .
Валерий Горбань.
Чемодан Хороший был чемодан у Ольги.
Просто классный.
Вместительный, на хитрых колесиках, позволяющих катить эту громадину и плашмя, и торцом, и как угодно.
Вот если бы он еще прыгать умел! Оля с трудом взгромоздила чемодан на площадку вагона.
Отдышавшись, поднялась сама.
Еще две схватки с узкими дверьми тамбура и купе и, наконец, победное заключение кожаного чудовища в темницу нижней полки.
Пакет с необходимыми в пути причиндалами скромно примостился возле столика в уголке.
В открытое окно купе ворвался страдальческий голос:
- Я тебя еле нашла! Ну, Лерка! Ведь договаривались на три часа ровно, чтобы успеть поболтать до отхода поезда.
Скачать полностью:
Валерий Горбань. "Кангауз" (рассказ)
