Когда мы говорим о сегодняшнем возрасте самых первых и самых старых поселков Магаданской области, то имеем в виду их основание русскими первопроходцами и мореходами. Несомненный патриарх среди них Тауйск, ведущий свое начало от Тауйского зимовья (потом острога, который несколько раз переносился), основанного казаками Михаила Стадухина в сентябре 1653 г. Затем были Ямский острог и Гижигинская крепость.
Первый основан в 1739 г. Гижигинская крепость (затем она получила и статус города Гижигинска) ведет свое начало с 1752 г. А вот дата возникновения такого села, как Ола, сегодня районного центра почти с 80-летней историей (имеется в виду ее советский период), по сути дела, теряется в глубине веков.
Такой точной даты, как у Тауйска, современных Ямска и Гижиги, для нее до сих пор не выявлено. Вместе с тем, возможно, что первым из числа русских землепроходцев и мореходов, кто побывал в районе Олы и пересек одноименную речку, был казацкий отряд того же Михаила Стадухина. Произошло это не ранее 1653 г. Однако сама речка Ола была нанесена на "Чертеж Камчатки Ремезова - Атласова" только спустя почти полвека.
Вероятно, что тогда же или чуть раньше здесь стали появляться эвенские переселенцы (их называли тунгусами), враждовавшие с корякскими племенами. В 1702 г. приказчик Тауйского зимовья Степан Осипов сообщал в вышестоящую инстанцию: "Приходили с Олы реки * пешие тунгусы Абдарского роду Кагун с родниками, Бодыня с родниками и прошали у меня, Стеньки, служивых людей идти в коряки и призывать неясачных коряк к ясачному зимовью".
По поводу самого названия Ола существует несколько версий и объяснений. Уроженец этого села эвен Агапит Алексеевич Кочеров донес до наших дней очень интересное предание, услышанное им в детстве от предков, настаивающих на его достоверности. Согласно ему, когда-то очень и очень давно к устью одной из речек Охотского побережья стали прикочевывать появившиеся в этих местах оленные орочи (эвены). Еще при спуске с последней сопки они увидели эту речку, впадающую в удобную лагуну. Не долго гадая, по первому впечатлению эвены присвоили ей название Кола. В переводе на русский язык оно читается как "ковш" и позволяет задуматься о первопричине его появления.
Впоследствии, говорил А. А. Кочеров, слово "кола" исказилось и стало произноситься просто "ола". Другое происхождение этого же слова связывается с обилием рыбы в речке, которой она славится и до нашего времени. В изданном впервые 40 лет назад справочнике "Кто? Когда? Почему?" доктор геолого-минералогических наук П. В. Бабкин указывает: "Предполагают, что, когда эвены увидели рыбу, они воскликнули "Олра!", что по-эвенски значит "рыба". Затем это слово потеряло одну букву и стало известной нам Олой". Возможно, так и было, но вот кандидат филологических наук К. А. Новикова первоначально считала, что "Ола" или "Олари" с эвенского переводятся как брод.
Затем она перестала настаивать на данном переводе и уже в совместном с кандидатом исторических наук В. В. Леонтьевым фундаментальном труде "Топонимический словарь Северо-Востока СССР" пишет: "Необходимо иметь в виду, что к приходу русских казаков на побережье Охотского моря от Пенжинской губы и на юг до залива Ушки жили коряки, которые занимались рыболовством и морским промыслом. Коряки - древние поселенцы Охотского побережья... Эвены же считались таежными жителями, занимались охотой и оленеводством и в летнее время выходили на побережье для ловли рыбы... Возможно, что и название Ола относится к корякско-чукотскому языку и происходит от основы - куул/коол, что означает гидроним, т. е. определенный водоток. Основа этого топонима широко распространена по всему Северо-Востоку".
Однако предположение всегда является предположением. Вместе с тем можно не сомневаться, что именно удобное место, близость воды и рыбы привели к тому, что сначала коряки, а затем и эвены действительно обосновались в районе Олы. В Санкт-Петербургском отделении архива Российской академии наук хранятся примитивные географические чертежи шести рек: Тауя, Яны, Армани, Олы, Сиглана и Ямы.
Они относятся к началу 1740-х гг. На одном из чертежей вверху стоит надпись: "Река Ола, вершиною между сивер и встоку, а устьем во обетник, ширины устье 20 сажен. Глубины на убылой воде полсажени". В то же время в устье реки Олы изображены постройки и подписано: "Юрты иноземческие коряцки". Вполне возможно, что они в данном районе тогда еще появлялись только в летний период, когда открывался рыбный сезон и местные жители занимались заготовкой рыбы на зиму.
В связи с изложенным было удивительно читать в газете "Вечерний Магадан" (№ 35, 31 августа 2001 г.) небольшое сообщение "Оле - 285 лет". Автор, посчитавший остаться неизвестным, пишет: "1716 год - первое упоминание об Оле. По указу Петра I в 1713 году "Об отыскании морского пути на Камчатку" первое морское судно "Восток", построенное в Охотске, отправилось в поход под командованием морехода Ник. Трески. Взяв курс на восток вдоль побережья Охотского моря, судно в середине июня 1716 г. бросило якорь на рейде перед устьем р. Ола. Команда побывала в рыбацком поселке Ола, где жили оседлые тунгусы".
Конечно, в данной заметке есть рациональное зерно, но сообщаемое в ней носит искаженный характер. Никакого рыбацкого поселка команда "Востока" не могла увидеть в устье реки Олы, потому что свидетельство подобного рода в то время не было зафиксировано. Историк А. И. Алексеев, который наиболее обстоятельно изучал материалы, связанные с открытием морского пути на Камчатку, сообщает: "В июне 1716 г. "Восток" вышел из первого русского тихоокеанского порта Охотск в первый поход по Охотскому морю на Камчатку.
Несмотря на компас, имевшийся на лодье (так она правильно назывались. -А. К.), мореплаватели плыли в видимости берега, который все время смотрел на них своими угрюмыми высокими скалами, редко перемежающимися небольшими песчаными пляжами и речными долинами. Одно неосторожное движение в управлении судном - и можно было оказаться в опасном соседстве с каменистым берегом. Особую осторожность надо было соблюдать и потому, что никаких мореходных карт Охотского моря не было.
Приходилось больше доверяться собственному "морскому чутью" и рассказам служивых, уже бывавших в этих местах. В таких условиях самой ответственной была роль мореходов во главе с Никифором Треской. Мореплаватели благополучно прошли до Тауйской губы, правя все время на северо-восток. Так добрались до реки Олы. Выйдя оттуда за полуостров, называемый теперь Кони, решили по-прежнему править на северо-восток, но тут судно попало в полосу свежего ветра, дувшего по направлению к Камчатке, и, подхваченное им, вскоре оказалось неподалеку от устья реки Тигиль, на виду мыса Утколокского (или, может быть, Омгона). Берег оказался крутым и каменистым, жителей не было видно, и потому подходить к берегу не решились. Но не так скоро удалось попасть на землю. Охотское море оправдало свою славу бурного, изменчивого моря.
Ветер переменился, задул с большей силой и отнес путешественников снова к противоположному - охотскому берегу, почти туда, откуда они пришли. Чтобы не выбросило на берег, пришлось отдавать якорь и остановиться в ожидании прекращения шторма. Когда погода наконец улучшилась, судно снялось с якоря, добралось до устья реки Тигиль и встало там на якорь. Несколько казаков пошли к видневшимся вдалеке юртам. Но, очевидно, напуганные видом приближающегося к берегу судна, жители разбежались. В юртах никого не было, и казаки возвратились. Судно снова снялось с якоря и через день подошло к устью реки Хариузовки. Здесь подойти к берегу не удалось, и, проведя всю ночь в море, судно на следующий день прибыло к реке Ича.
И тут также не оказалось ни одной живой души. Даже юрт здесь не увидели. Тронулись в дальнейший путь вдоль берега. У реки Крутогоровой казаки встретили "камчадальскую девку, которая на поле собирала коренья на пищу". С ее помощью разыскали камчадальские юрты, в которых оказались и казаки, собиравшие ясак. Некоторые из них служили проводниками при вводе судна в устье реки Компаковой. О возвращении обратно в Охотск в этом году не могло быть и речи. Решили остаться на зимовку. За это время можно было основательно подготовиться к переходу в обратный путь, учтя опыт прошедшего похода. Но уже теперь можно было сказать, что первое мореходное судно выдержало испытание...
После тщательных приготовлений в мае 1717 г. Соколов (он являлся начальником экспедиции. - А. К.) вывел судно из устья реки Компаковой, и мореход Треска взял курс к Тауйской губе. Но на море еще было много льда, и на четвертый день плавания судно оказалось окруженным им со всех сторон. Наступили тяжелые дни, недели ледяного плена. Можно было предусмотреть что угодно, но не это. Стало совсем тепло, а льды не таяли и таскали с собой затертое судно. Кончились все съестные припасы. Питались только нерпой. Пять с половиной недель продолжалось вынужденное скитание со льдом по морю. Наконец льды расступились, и судно смогло продолжать путь к Тауйской губе. Когда подошли к берегу между рекой Олой и Тауйским острогом, пришлось встать на якорь для кратковременного отдыха, настолько команда была измучена борьбой со льдами. После нескольких дней стоянки двинулись в путь вдоль берега - 8 июля судно прибыло в Охотск. Морской путь на Камчатку был открыт".
Как видим, все подробности этого выдающегося события практически детально описаны А. И. Алексеевым. Приведенный нами отрывок взят из его книги "Охотск -колыбель русского Тихоокеанского флота" (Хабаровск, 1958 г.). В основном то же самое А. И. Алексеев описывает и в своей другой работе - "Береговая черта". Она была издана Магаданским книжным издательством в серии "Дальневосточная историческая библиотека" летом 1987 г. и также ничего не сообщает о "рыбацком поселке" Ола во время открытия морского пути на Камчатку. Такого поселка тогда просто не существовало.
Впервые селение Ола упоминается в уникальной описательной работе "Примечание, учиненное капитаном Шмелевым, о бывших в прежние времена в здешних отдаленных местах сухопутных и водяной коммуникации трактов, когда оные начались також и когда инным промер был, тож и место от места в каком расстоянии, от части и о впадающих в Пенжинское море реках и о способности во оные ко входу морских судах годном лесу, начиная от Охоцка, потом о Камчатке, Гижигинской крепости, о бывшем Анадырском остроге от Якуцка к Охоцку и на Колыму трактов с некоторыми примечаниями 1775-го генваря 27 дня". В данный период в Оле насчитывалось с десяток строений -жилищ эвенского типа. "Главный командир Камчатки" Тимофей Иванович Шмалев побывал здесь летом 1774 г.
Спустя несколько лет, весной 1778 г., Олу посетил и первый иностранец - участник экспедиции французского адмирала Жана де Лаперуза сын французского консула в Петербурге Жан-Батист Бартеломео де Лессепс, который начал свое путешествие из Петропавловска-Камчатского 7 октября 1787 г. и далее следовал по побережью. Впоследствии он написал свое "Путешествие по Камчатке и по южной стороне Сибири". В ней Бартоломей Лессепс рассказывает: "На другой день, около трех часов прежде полудня, остановился я в Оле, остроге тунгузском, который от Сиглана находится в ста сорока верстах. Он стоит на гладком песчаном берегу, при устье реки Олы, которая, расширяясь в сем месте, представляет небольшую гавань, к которой тунгузы уходят во время больших морозов.
Они оттуда вышли за несколько дней перед сим и перешли в десять юрт, которые составляют дер. (деревня. - А. К.) Ола и в которых они живут в теплое время". Думается, что данные сведения являются уникальными. Они-то как раз и рассказывают о начальном периоде в жизни Олы, и в связи с этим нет необходимости относить ее возникновение к 1716 г. По крайней мере это исторически неверно. Что же касается того, когда Ола получила известность на Северо-Востоке, то это произошло только к концу XIX в. В "Экономическом обзоре Охотско-Колымского края" А. А. Прозорова, относящемся к 1902 г., говорится: "Не прошло еще семи лет с тех пор, что первое паровое судно посетило малоизвестное селение Ола, заброшенное в один из заливов огромной Тауйской губы, как этот пункт занял уже одно из первых мест среди портов Охотского моря...
Оно состоит как бы из трех частей: вдоль морского берега, на расстоянии приблизительно одной версты от воды, тянется ряд тунгузских юрт, кругом их бродят олени, указывая на то, что население этих юрт кочевое, в версте от этих юрт видна группа домов в количестве до 20, занятых оседлым населением Олы: священник, казаки, торгующие и прочие постоянные жители; все эти постройки - прочные, рубленые избы; однако во время хода рыбы и заготовки ее на зиму жители временно переселяются к самой реке - и так как они проводят здесь летние месяцы, целые сутки поглощенные заготовкой на зиму корма себе и собакам, которых держат главным образом для почтовой гоньбы, то по берегу вытянулся целый ряд временных летних балаганов для жилья и вешал для просушки рыбы...".
Александр Козлов
Старший научный сотрудник лаборатории истории и археологии СВКНИИ ДВО РАН