Работал автослесарем, трактористом, инженером, водителем на трассе, грузчиком в порту, заготавливал рыбу, работал в старательской артели. В 1982 году окончил Хабаровский педагогический институт по специальности учитель истории и английского языка.
Писать прозу начал в 1996 году, когда в Магадане был объявлен литературный конкурс имени писателя Альберта Мифтахутдинова. До 2002 г. публиковался на страницах магаданских газет под псевдонимом Семёнов, Федотов. Публиковался в общероссийских журналах «Мир Севера», «Уральский следопыт», «День и ночь», магаданских «Колымских просторах», альманахе «На Севере Дальнем». В 2003 году в Магадане вышла первая книга С. Полякова «Билет до Крита», включившая пять повестей о проблемах современных подростков. Затем в 2010–2012 годах вышли сборники повестей и рассказов «Цена договорная», «Золотинка», «Оптимальный вариант». Главные герои его книг – рыбаки, грузчики, водители, старатели. Истории освоения русскими побережья Охотского моря, Камчатки, Курил, Чукотки в XVIII веке посвящена дилогия «Освоение», опубликованная в альманахе «На Севере Дальнем» в 2015 году.
С.Ф. Поляков – победитель конкурса в честь 70-летия Магадана в номинации «Рассказ». Удостоен премии органов местного самоуправления г. Магадана «Человек года-2010» в номинации «За достижения в области литературы»
-------------------------------
Ночь, укрывающая зверя или человека, - Благо. Белая ночь, выдающая нас с головой, - Зло. С громоздкой поклажей за спиной мы крадемся в тени отвесных скал, не высовываясь на освещенный берег, и отпускаем в адрес северного феномена лаконичные матерки. Наши рюкзаки под жвак забиты ястыками с лососевой икрой, и нежелательная встреча с патрулем морской охраны, пограничным нарядом, бдительными рыбинспекторами грозит непоправимой бедой и жестокой карой за браконьерство.
Под ногами шелестит хрусткая морская капуста, мы пропитаны неимоверным страхом и пугливо вздрагиваем от ночных шорохов, плеска волн, боязливо настораживаемся от стука скатывающихся с откосов камешков, подозрительно оглядываем скопления валунов, опасаясь засады оперативников.
Паническая жуть перед вероятным воздаянием за варварство, наказанием за хищническое уничтожение нерестовых лососей отравляет радость удачи. Стылый страх перед расплатой и жажда наживы противостоят друг другу. Левая рука судорожно сжимает лямку драгоценной ноши, правая наготове, чтобы отшвырнуть изобличающую улику в морскую воду или в нагромождение камней.
Жизнь браконьерская не сахар, слабонервным здесь делать нечего!
Современный подросток должен иметь карманные деньги, и вымаливать их у взрослых по законам побережья — дешевка. Калеча руки в ледяной воде, мы зимой и летом ставим крабовые ловушки; демонстрируя скалолазные трюки, собираем яйца на птичьих базарах; добываем водоросли для диетологов. Мы ловим деликатесного синекорого палтуса и морскую курицу - камбалу, нежную, благоухающую огурцами корюшку и громадного шипастого ерша, зубатку -рыбу-собаку и неуклюжую, увесистую треску.
Таким промыслом занимались несколько поколений подростков до нас, Бог даст, продолжат и после. Мы предпочитаем изнурительную, непрестижную рыбалку торчанию в «комках», пресмыканию перед жирнорожими нуворишами в шикарных «мерсах», мытью стекол в машинах, вымоганию у младших и слабых, банальному воровству.
Гошка, поправляя рюкзак, внезапно вскидывает подбородок.
- Грач! В хибаре печь топят!
Действительно, над трубой заброшенной дачи курится дым, сильно осложняющий положение. Ранее инспекция не наведывалась в уединенный полуразрушенный домик на крутой сопке, и мы безбоязненно использовали его не один год.
- Отдыхающие, наверное! - сплевываю я и командую напарнику: - Касьян, разнюхай!
Поднявшись метров тридцать по оврагу, я и Гошка прячемся в ольховой рощице. Икра - продукт капризный, затягивать с обработкой нельзя. «Кого принесло? - гадаю я. -Только бы не перепившихся городских парней с девчонками. Там рыпнешься и огребешь без всякой надежды сквитать должок».
Не круглите честные глаза, не вздымайте гневно руки к небу, не вопите возмущенно:
«Караул! Хапуги грабят народное достояние!» Наш маленький бизнес по сравнению с бесчинством взрослых - комариный укус, детская шалость. Завалы в десятки тонн гниющего, поротого лосося - безотрадное по постоянству зрелище на речках побережья. Сотни тонн незаконно добытой, заготовленной икры уходит ежегодно в Центральную Россию. Разбойники подобного масштаба рыбоохране не по зубам, и она сосредоточила усилия на борьбе с неорганизованными одиночками.
В траве шуршит скатывающаяся галька, ойкает поскользнувшийся на отсыревшей земле Алексей.
- Болван! - кляну я товарища.
- Торопится, - примирительно шепчет Герман, зная мою взрывную натуру.
- Пацаны! - тараторит лазутчик. - По фазенде чокнутый шизик бродит. Больше никого, за базар отвечаю.
Оставив груз в кустарнике, входим во двор. Дохлый, нескладный, с бледным, унылым лицом очкарик неумело тюкает зазубренным топором массивную, пропитанную морской водой плаху. Устрашающий вид алебарды и сиротливый облик изрядно пощипанной колоды не обманывают, не вводят нас в заблуждение.
- У него плохо меблирован чердак! - на полном серьезе подмечает насмешник Гошка. - Он хвост откинет, такое бревно и бензопила не возьмет.- Да, мозги у чухана прокисли конкретно.
Вежливо здороваемся. Лесоруб, загнанный в мыло, как лошадь д-Артаньяна, везущего драгоценные подвески, по-жабьи хватает воздух и не удивляется ранним визитерам. С усилием справившись с одышкой, он кивает головой, от которой клубами валит пар.
- Здравствуйте, ребята!
- Лучше горелого стланика нарубить, - по-доброму советует Герман. - Упрели с лесиной.
- Есть немного, — смущенно соглашается незнакомец. Ни хрена немного! Да он едва не взорвался от перегрева!
- Какими судьбами? - дипломатично прощупываю я почву и цепко осматриваю незваного пришельца. Одежда добротная и неимоверно грязная. Не один подвал, колодец теплотрассы, чердак сменил бичкомер.
Босяк правильно оценивает вопрос и отвечает без утайки:
- Рыбаки указали на дачу и подсказали, что бесхозная.
- Не совсем так! - с нажимом проговариваю я. - Чмырь снова адекватен ситуации.
- Вы выставляете меня? - покорно осведомляется он и бесхитростно пялится в глаза. В проведение дознания вмешивается добросердечный мягкотелый Гошка.
- Живите, главное, язык не распускайте.
- Собственно о...
Твердо прерываю спевшихся говорунов-кенарей:
- Гера, имеется договор, нарушение чревато!
Друг возмущенно вспыхивает, готовый вступить в перепалку. В назревающее выяснение отношений незамысловато встревает бездомный горемыка.
- Мальчишки, идемте чай пить! И сахар есть, рыбаки поделились. У вас, в Магадане, удивительно отзывчивый народ.
«Недурной, перспективный расклад получается, - обмозговываю я, прихлебывая душистый напиток. - Взрослый нас отмажет, за домиком присмотрит. Надо приручать!» Не откладывая дела в долгий ящик, в лоб спрашиваю:
- Почему у моря без рыбы?
Собеседник неуверенно приподнимает левое плечо:
- Не рыбак, нет снастей, лодки, умения. Решение заготовлено, и я командую:
- Гошка, руби стланик, вари тузлук! Опоражниваем рюкзаки, и тут я натыкаюсь на недоумевающий взгляд закадычного дружка:
«Балда! Неоправданный риск, влипнешь как кур в ощип! Добровольно совать голову в петлю, возвращаться на место преступления, где кучи потрошеной горбуши - верх безрассудства!»
Именно из-за предполагаемых возражений кента я беру на вылазку беспрекословного Касьяна.
Часть пути придется брести по сопкам, и сколько пота пролить - не представят ровесники с «материка». Попадемся с поротой рыбой - и амба, читай отходную. Но я стратег и обязан просчитывать на несколько ходов вперед. Накормить, обогреть, привязать бомжа - актуальная задача, и сегодняшняя жертва - во спасение.
Балансируем на осклизлых камнях, карабкаемся по крутым откосам, продираемся сквозь стланиковую сельву. Сгибающая тяжесть за плечами не располагает к оптимизму. Жаль вымотавшегося бессловесного напарника, безотказного и в уличных драках, и в немыслимо тяжелой пахоте. Он танком прется через заросли, искренне не понимая, на кой ляд мы возимся с отработанным, рискованным хламом. Путная рыба пойдет позже, тогда и примемся солить. Сейчас он считает переноску горбуши блажью и глупостью. О смысле затеи приятель догадается на базе, задним умом.
«Не зря я покинул кодляк Рыси, - делаю выверенное обобщение, - Гошка, Касьян, Дюха - ребята лучше и проще».
- Грач, привал, - мотает башкой Леха и валится на муравейник.
... С рисовкой ставлю на стол салат из водорослей с луком и зеленым горошком, миску запеченных ракушек, огромную чашку с «пятиминутной» икрой, тарелки с жареной горбушей. Люмпен деликатно намазывает икру на кусочек хлеба, мы едим ее ложками. Касьян набрал дефицит в кружку и просто пьет. Спустя неделю лакомство приестся и будет невостребованно засыхать в чашке. Оголодавший незнакомец ошарашенно таращится, как мы лихо уминаем килограмм дорогостоящего продукта, запивая чаем.
Работа по обработке, засолке икры нудна, монотонна, стерильна, и все облегченно вздыхают, покончив с ней.
- Спать, - благостно вздыхает Герман, и мы устраиваемся на полу, застланном пахучим стлаником. Предки за нас не беспокоятся, мы на рыбалке. Просыпаемся поздно вечером. Впрочем, понятие «поздний» в Магадане летом своеобразно. Белые ночи создают иллюзию сплошного пасмурного дня, нескончаемого, непрерывного.
Новый знакомый сидит у полуоткрытой дверки печки и неотрывно щурится на огонь.
- Замерзли? - участливо спрашиваю я.
- Нет, - он загадочно улыбается. - Нарубил плавника, положил к сухим дровишкам и наблюдаю.
- Неужели интересно? - озадаченно всматриваюсь в чудака, ожидая розыгрыша.
- В Англии аристократы, топящие камины, покупают на топливо деревянную обшивку списанных морских судов, - без претензии на энциклопедизм повествует незнакомец.
- Зачем? - настороженно осведомляюсь я.
- Пропитанная морскими солями, стронцием, кадмием, древесина горит с таинственными переливами, причудливо, своеобразно искрит, пламя окрашиваетя волшебными оттенками! На манер пиромана, люблю наблюдать за сказочной игрой огня, - отвечает чудодей.
Покурив после плотного ужина, учтиво спрашиваю владельца:
- Дядя Володя, разрешите поиграть на гитаре?
На уникальный инструмент я положил глаз еще с утра. И профану заметно, изделие ручной работы, штучное, дорогое.
- Ты играешь? - поднимает брови хозяин.
- Да, - независимо ставлю в известность лицо без определенного места жительства. Гитара нынче не в чести, у сверстников на вооружении «маги», и мне достаточно владения пятью-шестью аккордами, чтобы саккомпанировать простенькую мелодию.
Звук у инструмента чистейший, благородный, с легким серебристым отливом, бархатистостью. Даже дрожь продирает. Чувствуешь, в руки попала коллекционная вещь.
«Откуда у чухана подобное чудо? - гадаю я. - Может, свистнул, и отдаст по сходной цене?»
Втроем мы базлаем в течение часа приблатненные шлягеры, в лесу стесняться некого. Охрипнув, вешаю мученицу на стену и благодарю.
Малахольный бережно берет любимицу и осторожно подкручивает колки. Он чудесно преображается. Движения становятся стремительными и точными, мощным потоком удивительной энергии, наполнившей тщедушное тело, веет от него. Лицо розовеет, губы сжимаются в ниточку, и он трогает струны. Никогда, нигде ничего подобного слышать нам не приходилось. В комнате зародился светлый вибрирующий звук. Нет! Сказать «ширился» - значит, ничего не сказать. Он принялся разворачиваться в спираль, вовлекая в орбиту бессистемный строй, прихотливо разбросанный по октавам. Тканевая основа мелодии набирала мощь, магнитом притягивая новые и новые тона и полутона. Звуковой ряд, обретший стройность и гармонию, взорвался огненным, зажигающим ритмом.
Уже не человек создавал Музыку. Она сама овладела его существом, взяв в пленительные, могучие объятия. Музыка творила Человека, вздымала его к своим вершинам. Ее величество Очарование изволило вступить и наполнить собой жалкое, запрятанное в приморской тайге жилище. Окраинные пацаны, чуравшиеся классической музыки как черт ладана, искренними кретинами презиравшие ее, считавшие ее моветоном, были проняты до дрожи и потрясены.
Тоска и печаль, сменившие гейзер пламенного веселья, хлестнули кнутом безмерной скорби по бесшабашной шпане, не знающей жизненных потерь, фатальных неудач, страшных провалов. Дохляк, неумеха, не приспособленный ни к чему путевому, расправился с нашими кургузыми душами, как Бог с черепахой, то окуная в феерическую фантасмагорию веселья, то погружая в хаос и пучину отчаяния и беспросветности, то вздымая к пикам просветления и чистоты.
Закончив, дядя Володя, священнодействуя, положил инструмент на кровать. Герман и я опустошенно молчали, пораженные талантом виртуозного исполнителя. Менее впечатлительный Леха разродился:
- Классно! Отрывной музон!
Перебираю названия, иностранные термины, застрявшие в башке после сотен проглоченных книг. Припомнил: «Мэтр, Маэстро. Так именуют выдающихся творцов».
Без помпы, оваций, торжественного церемониала на побережье и в нашей жизни появился неприкаянный Маэстро.
2
Стремглав мчится колымское лето, прожорливо поглощая скудное время, отпущенное на школьные каникулы. Пашем не покладая рук, точно китайцы на рисовых чеках. Безотцовщина Гошка собирает на японский мотоцикл. Прижимистый, обстоятельный Касьян - на «Прогресс» с «Вихрем». Дюха мечтает о музыкальном суперцентре. Я... В общем, настраиваюсь на мореходку. Из поселка нужно рвать когти, чем скорее, тем лучше.
Многие пацаны на учете в милиции, кое-кто в спецшколах, немало парней постарше в местах не столь отдаленных. Я твердо решил - в криминал ни ногой. И из компании Игоря Рысина я слинял за приверженность вожака к воровству и грабежу. Рысь отступничества не прощает, и я держу ухо востро.
В школе веду себя пристойно, по большинству предметов успеваю на «хорошо». В детстве, проведя около года на больничной койке, пристрастился к книгам и, в отличие от сверстников, много читаю. От бабушки-учительницы в семье осталась большая библиотека. На полках дружно соседствуют Купер и Эмар, Майн Рид и Буссенар, Карл Май и Сабатини, Берроуз и Конан Дойл. От приключений перебрался к литературе посерьезней и втянулся, начал запоем проглатывать книги, игнорируя тупоумно-беспросветное ТВ.
Эрудицией не злоупотребляю, давно усвоив, что выделяться опасно. Мы не гимназия, не лицей, и подавляющее большинство одноклассников не подозревает о местонахождении Суэцкого канала и считает Гарри Трумэна рок-звездой.
У семейного очага интеллектуального накала не хватит и на лампочку для карманного фонарика. Мать слезливо горюет над латиноамериканскими драмами, отец предпочитает бокс и футбол. Сестренка оттягивается по мультяшкам, дед «покачнулся» на фронтовой тематике. Торричеллиева пустота!
Заработанные неправедно деньги предусмотрительно меняю на баксы. Поступив в училище на казенный кошт, я не дождусь от родителей ни цента: они ревностные последователи жесткого финансового ограничения.
Зачастую к мушкетерской четверке присоединяется и Витька Сидорин, погоняло Клоп. Шкет на дух не нужен, и я терплю его присутствие, чтобы не конфликтовать с Германом, обожающим опекать молодое поколение. Имеет одноклассник соответствующий пунктик.
Одиннадцатилетнего Витьку жаль. Мать неизлечимо больна, сестра мала, близкой родни нет, алиментов не получает. Друг настоял - и парнишка посильно подрабатывает для матери и сестренки. В одном мы с Касьяном уперлись, Дюха с Гошкой не сумели нас переубедить - полного пая я ему не плачу. По непроверенным данным, благодетели доплачивают Клопу. Бога ради! Человек волен распоряжаться лишними бабками по своему разумению.
Нежданно-негаданно музыкант воспылал пламенной любовью к мальку. Витьку мать научила бренчать на мандолине, и дядя Володя немилосердно терзает новоявленного ученика.
Я и гитариста привлекал к общественно-полезному труду, органически не выношу трутней-филонов. Суетится, старается интеллигент - и все «мимо денег». Варит тузлук и невзначай опрокинет, шкерит рыбу и обязательно порежет пальцы, сядет в лодку грести и, словно на заказ, собьет ладони в кровавые мозоли.
- Ни воровать, ни караулить! - беззлобно подшучивает Дюха.
Нахлебников, тунеядцев нам не надо, и я возложил на яйцеголового заготовку дров, в душе сильно опасаясь, что в один прекрасный день лесоруб приковыляет на одной ноге, придерживая вторую под мышкой. Засолил ему на зиму три бочки кеты: некондиция, пригодится на черный день.
Никудышний он работник, человек не от мира сего. Бродит в «горячее» время по берегу с мольбертом (упросил меня приобрести и клятвенно заверил в окупаемости вложения средств), взбирается на скалы, лазает по сопкам и рисует, рисует, рисует море.
- Сколько можно малевать одно и то же!- недоумевает Алексей.
- Леша, маринист Айвазовский написал более 6000 полотен на морскую тематику, — возразил знаток. - Море каждую секунду разное, и уловить волшебный миг требует огромного таланта.
«Плакали мои денежки», - вздохнул я про себя сокрушенно и вслух посоветовал рисовать портреты отдыхающих, кишмя кишевших на песке. Художник понимающе улыбнулся.
- Не рви сердце, Дима, этюды со временем выстрелят! Легко ему говорить, ни кола ни двора, голь перекатная! О себе, своем прошлом гитарист не распространяется.
С жаром повествует пацанам о выдающихся композиторах и исполнителях. Клоп беззвучно вторит загадочные имена: Ром Лебедев, Иванов-Крамской, Саранезе, Ларичев, Поздняков, Пако де Луиса, Сарасэтэ, Гойя, Гомеш. У меня есть определенные планы насчет наставничества дяди Володи. Колымская зима, вошедшая в поговорку, наполовину «мертвый сезон» для рыбалки, и невредно совместить приятное с полезным. Педагог в силах натаскать меня игре на гитаре. Вдруг всплыву в ансамбле училища, не боги горшки обжигают. Я не без способностей, и усидчивости не занимать. В теплый июльский вечер. сидим вокруг стола, заставленного бутылками с пепси, соками, пачками печенья, коробками конфет. Андрею сравнялось пятнадцать, и мы в тесном сплоченном кругу отмечаем день рождения. Ратников, к моему удивлению, выпив три бокала специально купленного для него вина, моментально сломался, принялся буровить несусветную чушь и вскоре заснул.
- Алкоголик! - припечатал немногословный Касьян. -Баба с воза — кобыле легче!
В дверь громко стучат, и, не дожидаясь приглашения, в балок вваливаются Рысь и пятеро «гвардейцев».
- Слава труду! - вставляет шпильку в приветствие предводитель. Вразнобой откликаемся. Незваный гость непринужденно усаживается на скамью, приближенные устраиваются рядом. Он внимательно озирается, ироничный взгляд упирается в посапывающего на топчане музыканта, и Игорь с мудрой прозорливостью поднимает указательный палец.
Я осведомляюсь:
Чем обязан?
Захотелось посмотреть на ваше житье-бытье, - не смущается спортсмен. В магаданской школе бокса готовят не просто чемпионов, еще и людей отесанных, культурных.
- И как? - продолжаю гнуть свою линию. Рысь неуязвим.
- Убого. Разве только... - он пересекает комнату и со значительным видом изучает гитару. - Шикарная вещь, шедевр, кому принадлежит?
«Знаток» прищелкивает языком, ожидая ответа. Я указываю на спящего.
- Бичу? - презрительно оттопыривает нижнюю губу главарь и безапелляционно режет: - Он мне ее продаст!
- Поинтересуйся у него, - примирительно говорю я, сдерживая рвущееся наружу раздражение.
- Он не в состоянии слова молвить! - отмахивается Рысин.
Он с щедростью Креза швыряет на стол несколько купюр.
- Я забираю!
Местные ребята отлично знают источник поступления средств у «солдата удачи». Его шайка ворует у туристов и рыбаков дорогостоящие лодки, палатки, сети, снаряжение, личные вещи. Беззастенчивый хам снимает гитару со стены.
- Не тронь! - советую я распоясавшемуся наглецу. -Инструмент без согласия владельца не продается!
Оборзевший забияка, ожидавший повода, буром прет на рожон.
- Кто мне запретит? - брезгливо любопытствует он.
- Найдутся люди! - без обиняков осаживаю скандалиста. Он гитары из рук не выпускает и демонстративно-деланно оглядывается.
- Где здесь люди? В упор не вижу!
С места начинает подниматься Герман. Промедление чревато потерей авторитета, и я предъявляю зарвавшемуся хулигану:
- Мы люди, в отличие от тебя, пан спортсмен!
- Слышали, пацаны! - с наигранной обидой вопит Рысин. - За оскорбление ответишь, Грач!
Гвардейцы потерянно безмолвствуют. Даже при их скудном интеллекте заметно невооруженным глазом, что я предводителя не обзывал и не клял. Чувствую себя уверенно. Групповая драка исключена, дома и стены помогают.
Скачать полностью: