Герман Федорович ушел из жизни - что совершенно несвойственно его натуре - тихо, спокойно и одиноко. Смерть, похоже, была неожиданной и мгновенной. Бог даровал ему этот легкий уход. Хотя жизнь Германа Федоровича жизнью праведника не назовешь, он, как оказалось, заслужил эту малую благость.
Но все-таки Герман Федорович остался верен себе и в смерти: не всякий подгадает уйти в небытие перед бесконечными майскими праздниками и к тому же, в канун 25-летия своего любимого детища - Геолого-минералогического музея СВКНИИ.
Герман Федорович Павлов прожил в Магадане сорок лет. Сорок лет эта яркая и неординарная личность украшала культурный ландшафт города. Его отличали бурный темперамент, жадный интерес ко всему, что касалось спортивной, культурной и общественной жизни. Куда ни глянь: театр, радио, телевидение, пресса, различные общественные движения - везде Герман Федорович оставил свой добрый след, всюду у него остались хорошие знакомые, приятели и друзья.
Библиофил. Возглавлял в свое время "Общество книголюбов". Собрал личную библиотеку - одну из самых больших и интересных в городе.
Спортсмен. Мастер спорта. Чемпион Москвы. Судья всесоюзной категории. Спортивная ориентация - борьба греко-римская, вольная, самбо... Тренер, а значит, педагог, и - как результат - благодарные ученики. Много учеников.
Шахматист - страстный, азартный. Играющий только на победу. И не абы как, а кандидат в мастера.
Он быстро обратил на себя внимание в науке. "Карта снегозаносимости Северо-Востока СССР", составленная группой молодых ученых только что образовавшегося СВКНИИ, где Герман Федорович был одним из основных исполнителей, до сих пор не потеряла своей актуальности для краеведов, экологов и составителей нынешней "Северной концепции".
Работа по россыпной оловоносности Северо-Востока СССР была блестяще защищена на соискание ученой степени кандидата геолого-минералогических наук уже в 1972 году.
А впереди возможности, перспективы, желания...
И вот - музей. Мне довелось восемнадцать лет поработать под началом Германа Федоровича при создании и становлении этого музея и сохранить со своим начальником добрые приятельские, вернее даже дружеские, отношения.
Статьи о музее, а иногда и экскурсии я начинал сакраментальной фразой: "Идея создания музея принадлежит академику Николаю Алексеевичу Шило". И всякий раз ощущал некоторую неловкость. Посудите сами: создание музея - дело почти обязательное в любом научном учреждении. Столь тривиальная идея мелковата для Николая Алексеевича. Тем более, что геологический музей в институте в определенном виде существовал и до прихода Германа Федоровича: в большом зале стояли два десятка деревянных полированных "саркофагов", в которых были захоронены каменные геологические материалы. Но Николаю Алексеевичу нужен был не музей, а ... - МУЗЕЙ! И он доверил это дело Герману Федоровичу, в очередной раз подтвердив свою прозорливость как администратора и талант руководителя, тонко понимающего, на что способен каждый из его кадровой обоймы. Он поставил Германа Федоровича "на музей" и выдал ему карт-бланш. Однако, надо сказать, что без постоянного внимания и отеческой заботы о музее со стороны Николая Алексеевича даже Герману Федоровичу во времена тотального советского дефицита пришлось бы туго. И все-таки...
И все- таки авторство живописного полотна, вообще - произведения искусства, жизнь и история оставляют за художником, а не за господином, нанявшим художника, обеспечившим его красками и холстом, оплатившим аренду мастерской.
Герману Федоровичу удалось решить поставленную перед ним задачу - создать музей, который приобрел сначала всесоюзную, а затем и международную известность. Здесь в полной мере оказались востребованы его эрудиция, научный подход к проблеме, тонкий художественный вкус, обаяние, распространяющееся на людей любого социального слоя. Способность убедить, достать, согласовать и решить, то есть в конечном счете - организовать и сделать. Если сейчас в музее и есть какие-то изменения, то все интерьеры и основной коллекционный фонд остаются практически такими же, какими были при Германе Федоровиче.
Официально Геолого-минералогический музей СВКНИИ ДВНЦ АН СССР открыт 18 мая 1977 года - в этот день была зафиксирована в журнале посетителей первая экскурсия. Именно этот день - 18 мая - ЮНЕСКО учредило как Международный день музеев. До сих пор не знаю и уже, наверное, не узнаю никогда, что это было - символическая случайность, или Герман Федорович из каких-то только ему известных источников узнал о предстоящей сессии ЮНЕСКО и подгадал совпадение? Знаю только, что Герман Федорович имел слабость к символике и склонность к красивой мистификации.
Время становления музея - это была созидательная, азартная и радостная пора! А потом работа, работа, работа - что называется, взахлеб. В музее велись и собственные научные разработки. Для изучения месторождений цветных и поделочных камней, метеоритов, животного мира мамонтового периода было организовано не менее 30 полевых отрядов. Как положено, защищались информационные отчеты, писались отчеты итоговые, публиковались научные сообщения, издана книга "Халцедоны Северо-Востока СССР", набор открыток "Богатство недр Северо-Востока"...
Вот, например, о Киргиляхском мамонтенке написано много, в основном, с научных позиций. А с житейских? Находка сенсационная, а значит, вопрос престижный. Ну кто теперь помнит, что у нас в музее был сначала - и не без труда доставшийся - гипсовый слепок. Но даже эту гипсовую копию возили на обозрение в Японию. Потом Герман Федорович добился, чтобы нам сделали копию из папье-маше, точно такую же, как в Зоологическом музее Ленинграда. Получив копию из папье-маше, гипсовую подарили Геологическому музею СВТГУ.
А нога Энмынвеемского мамонта? И московские и владивостокские биологи и таксидермисты отказались работать с ней. Герман Федорович привлек биологов ИБПС, ногу законсервировали, а мы в музее самостоятельно провели таксидермические работы.
Или чучело мамонта в его натуральную величину. Оно, как призрак, появилось в коридоре первого этажа и, как призрак же, снова исчезло. Увы, не нашлось места в нашем интерьере этому великану.
А Геологический глобус? Его начинал делать еще Дмитрий Никитич Федотов - не получилось. Подрядился сделать Магаданграждан-проект - увы! Мы сделали сами. Только, чтобы вытащить "шарик" из подвала музейных мастерских, пришлось вырубать бетонную стенку - в двери не пролезал. Глобус оказался третьим по счету в Советском Союзе и был сделан, как выяснилось со временем, качественнее двух других.
Много усилий потребовало создание экспозиции по полезным ископаемым региона. Особенно эта работа активизировалась, когда музей был переведен в ранг лаборатории и в наш коллектив вошла Н. Е. Савва с ее золото-серебряной тематикой.
А музейные мастерские, камнехранилище! В камнехранилище были тысячи образцов - геологическая фактура региона, документально оформленная. Мастерские строили, изобретали, собирали по винтику, осваивали. Все лучшее, что есть в музее, прошло через них... Сегодня нет ни мастерских, ни камнехранилища. Реорганизовались...
Особое место в музее занимают материалы, относящиеся к космосу. Космос для Германа Федоровича был главной темой, даже более важной, чем - тогда очень популярная у массовой аудитории - тема агатовая. Полтора десятка уникальных метеоритов, и с каждым связана своя история. А чего стоило Герману Федоровичу появление в нашем музее лунного грунта?!.. И это в то время, когда космические снимки и фотографию американских астронавтов на Луне мы показывали посетителям из-под занавески - эти материалы имели гриф "для служебного пользования". А какая удивительная история была с доставкой в музей метеорита "Анюйский". Или три - увы, безуспешных - попытки поисков метеорита "Жиганск". И уж совсем мало кто знает, что уникальный железокаменный метеорит "Омолон" - личное открытие Германа Федоровича Павлова. А дело было так. В каком-то институтском кабинете, на столе, он обнаружил образец и сразу же понял, что имеет дело с "космическим пришельцем". У меня, говорит, даже руки затряслись...
Герман Федорович "раскрутил" свою находку: Северо-Эвенский район, ветеринарный врач совхоза, пастух-оленевод, минералоги Эвенской экспедиции и даже КГБ... Переписка, бесконечные звонки в Эвенск. В итоге картина падения метеорита и его находки была выяснена до конца, и Герман Федорович снарядил музейный отряд. Начальником эвакуационной команды был отправлен Ю. А. Колясников.
В те годы нам отовсюду несли куски металла или других материалов для диагностики - не метеорит ли? У нас в плане даже было организовать экспозицию из псевдометеоритов.
И, конечно же, по теме "Метеоритика и астроблемы" велась большая и постоянная научная работа. Неспроста Комитет по метеоритам АН СССР оставил за нашим музеем право хранить основные массы уникальных метеоритов и рекомендовал организовать при институте Метеоритную комиссию.
Наряду с поисково-собира-тельской и научной деятель-ностью, велась работа обычная, музейная - пропаганда геологических знаний. Как минимум раз в год организовывалась какая-нибудь выставка из новых поступлений: "Геология Корякского нагорья", "Полезные ископаемые СССР", "Самоцветы Седедемы", выставка-конкурс "Радуга в камне" с привлечением камнелюбов города и т.д. и т.п. Выездные выставки: в Москве, Ленинграде, Владивостоке - обычно заканчивались получением дипломов. Да разве упомнишь все, что мы "натворили" за полтора десятка лет?
И все эти годы - экскурсии, экскурсии, экскурсии... Бывало по четыре, а то и больше экскурсий в день. К их проведению привлекались практически все ведущие специалисты, а молодежь оттачивала свое ораторское искусство на школьниках. Довольно быстро достигли годового результата - более 250 экскурсий, свыше 5000 посетителей!
В мае 1982 года был открыт второй зал музея, одной из главных достопримечательностей которого, кроме минералогических красот, является пол, устланный декоративной каменной плиткой (датолит-геденбергит-волластонитовый скарн), отправленной нам из Владивостока по распоряжению Н. А. Шило. Открытие зала было приурочено к пятилетнему юбилею музея и приезду Николая Алексеевича из длительной командировки. Помню, как целый месяц мы, сотрудники музея и привлеченные в авральном порядке сотрудники института, денно и нощно работали на этом "объекте". Помню всеобщее напряжение и некоторую настороженную заминку академика перед дверью в открывающийся зал...
Все получилось замечательно - Николай Алексеевич остался доволен.
- Вы, Герман Федорович, блестяще справились с поставленной задачей... Спасибо. - Академик имел в виду не только новый зал, но и музей в целом. А что же Герман Федорович? Герман Федорович пошел срочно оформлять список на премию. Такие списки у него всегда получались длинные: шофер, уборщица, завскладом, снабженцы и т.д. Вокруг новой находки, интересного поступления в музей, организуемой выставки или любого другого мероприятия, Герман Федорович умел создать ажиотаж, возбудить всеобщий интерес, привлечь телевидение, прессу - как теперь говорится - раскрутить дело, организовать из сотрудников института, а если нужно - из людей, далеких от института, группу добровольных "подельщиков". А когда мероприятие удавалось, умел выбить у администрации деньги на поощрение и потом сладострастно составлять премиальные списки.
К настоящему времени сложилась печальная статистика, но в год 25-летнего юбилея об этом грех не вспомнить. Из жизни ушли почти все, кто реально стоял у истоков музея: Эдуард Викторович Гунченко, Анатолий Владимирович Лях и вот - Герман Федорович Павлов. Царство им всем небесное!
У кого-то могут возникнуть возражения, дескать, что же, музей создавали только эти люди? Боже упаси! Нет, конечно. Музей - продукт коллективного творческого труда и, пожалуй, трудно отыскать хоть одного из старых сотрудников института, который не был бы задействован в этой работе. Только фокус в том, что эту массу людей нужно было организовать и объединить на добровольное подвижничество. А Герману Федоровичу с его обаянием, темпераментом и напористой убежденностью это сделать удавалось. Музей был центром притяжения и объединяющим ядром всего институтского коллектива.
Свое отношение к Герману Федоровичу я высказывал еще при его жизни и большим тиражом. Смотрите альманах "На Севере дальнем" за 1984 год, где напечатана моя дорожная повесть "Метеоритный дождь".
... А здесь мне хочется привести стихи, написанные Герману Федоровичу на 50- летие. Полагаю, что они расскажут о моем герое не меньше, чем предшествующие абзацы (1988 г.).
Пожито, попито, поработано,
Да и любовями не обижено:
Жадно полвека у жизни оттоптано
И, слава Богу, ни язвы, ни грыжи.
Пускай седина по вискам и в бороду
И полон набор ветеранских званий,
В глазах еще буйствующих, как смолоду,
Душа зажигает пожары желаний.
Звезды, планеты и астероиды,
Дожди метеорные и Галеи,
И все магаданские гуманоиды
Счастливы быть на твоем юбилее
Лестно в историю с периферии
Попасть самоцветами кос Алазеи,
Еще бы! Радостно до эйфории
Стать экспонатом в твоем музее.
И снова сенсации, прямо градом
О ДНК положительны сведенья!
И всякий готов оказаться рядом,
Чтобы участвовать в мамонтоеденье.
Но не для всякого индивида
Доступны эстетика риска и шик
Над телом огненного болида
Зажарить мамонтовый шашлык!..
Да, Герман Федорович Павлов был мощной личностью. Казалось со стороны, да и с близкого расстояния тоже, что эту глыбу не сдвинуть и не свалить. Но где-то в этом монолите скрывалась червоточина, какой-то не всякому заметный изъян. Что это было: легкость, с которой он шел по жизни, и как результат - неумение "держать удар", сентиментальность, иногда до слезливости, или чересчур ранимое самолюбие? Не знаю. Знаю только, что в этой щербине угнездилась национальная российская хворь... И он ушел из музея и из института.
Ему было много дано от Бога, Он многое сделал, но, на мой взгляд, полностью свою миссию на Земле не выполнил. До последнего дня я надеялся, что он выкарабкается. Надежды подтверждались его воспоминаниями, цикл которых печатался в газете "Вечерний Магадан". Этот цикл, однако, не закончен. До меня дошли слухи, что он продолжал писать свои заметки. А стало быть, он снова может появиться среди нас. Только уже в другом измерении...
Вслед за Германом Федоровичем добровольно-принудительно ушел из музея и я. И семь лет не переступал его порога. В юбилейный день я сделал этот шаг. На что надеялся?.. Чего хотел?.. Мне казалось, что дух Германа Федоровича должен бы витать тут. Увы, не увидел я ни портрета, ни даже где-нибудь пропечатанной, хотя бы на этикетке, фамилии создателя музея. И все-таки я облегченно вздохнул, когда подошел к законсервированной мамонтовой ноге. Пахнуло... Пахнуло "мамонтовкой" - легким спиртовым перегаром. А Герман Федорович слабых в процентном отношении напитков не любил... Так что, как ни искореняй, дух создателя из музея не выветрится никогда...
Четверть века! Это уже история. Прямая обязанность музея - сохранить ее для потомков объективно. Музейный экспонат - это овеществленный факт. Он не должен быть, как принято говорить в геологии, "собакитом". Он должен иметь авторство и достаточно точную пространственную и временную привязку.
Так или иначе, но Герман Федорович создал себе рукотворный памятник. И будь моя воля, я бы музею СВКНИИ присвоил имя Г. Ф. Павлова. Но знаю, что в силу многих причин, этот проект, как говорится, непроходной. Тем не менее, увековечить память Германа Федоровича можно внутри музея.
Самая ценная коллекция в нашем музее и по познавательно-эмоциональному эффекту и в денежном эквиваленте - коллекция космическая: метеориты, фульгурит, импактные образования и лунный грунт. Эта коллекция одна из довольно крупных даже в масштабах России. Это наше национальное достояние. Тем, что она у нас существует, мы целиком и полностью обязаны Герману Федоровичу Павлову. С этим согласятся все сотрудники, которые участвовали в собирании коллекции и в ее изучении. Согласились бы и существовавшие при Германе Федоровиче Метеоритная комиссия СВКНИИ и Музейный совет. Никто не запретит нам назвать коллекцию, связанную с космосом, коллекцией имени Г. Ф. Павлова.
Смерть в определенном возрасте и в определенных обстоятельствах ожидаема и неотвратима, но чаще всего внезапна. И мы говорим о вечной памяти. Иногда, увы, лицемерим. Но про себя-то я знаю, что буду помнить Германа Федоровича - Геру, до конца своих дней и вспоминать словом благодарственным, добрым, уважительным. Возможно, ироничным, но никогда - злым...
P.S. Или пролог к будущим рассказам о музее.
... Музейный полевой отряд проводил работы на Ольском плато. У Анатолия Владимировича Ляха в то время случился день рождения. Естественно, с "инспекцией" приехал Герман Федорович. Трое суток изучали собранный материал до аметистового цвета в глазах.
Раннее утро четвертого дня. Клочки ночного тумана. Голубое бездонное небо, изумрудная зелень лиственниц. И горы в прозрачной голубизне. И звенящая тишина. Звон тишины аранжируется мелодичным журчанием ручейка - это река Ола в самых ее истоках. Из палатки, в одних трусах, выпятив объемный живот, выползает Герман Федорович. Он ежится от утренней прохлады и воздевает руки к небу.
- Здорррово, урррки! - это его обычный приветственный клич. Эхо перекатывает звук "Р" по горным отрогам.
- Как прррекрррасен этот миррр!..
И в верхнем и в нижнем лагере, кто спал, тот проснулся. А эхо снова грохочет по агатовым скалам. И никто не услышал, как Гера тихо и печально закончил свой монолог:
- Вот если бы не пить...
Он вернулся в палатку, грузно опустился на нары и налил разведенный спирт в свою походную 50-граммовую стопку.
P.P.S.
Мне не хочется обещать даже на сороковины друга, что я что-то напишу о музее. Пообещав, обяжешь себя. А ведь можно и не успеть... Но уже просматривается в моем воображении основная линия повествования, и десяток почти правдивых историй уложились в сюжетные рамки и толпятся, выстраиваясь по ранжиру...
А командует этим отрядом, конечно же, Герман Федорович Павлов.
Б. ЖУЛАНОВ.
